Владимир Лиховид - Пластун

Сердюки, Покотилы мельтешили на корабле, добивая последних из венецианцев, кто ещё сопротивлялся. Многие матросы, побросав оружие, ставали на колени, умоляя о пощаде.

– Ладно, пидемо далее, джура! – куренной атаман хлопнул парня по плечу.

Курень двинулся дальше в город. Мимо крепости казакам тоже пришлось продвигаться перебежками, пригибаясь и укрываясь, за чем придётся. Тут пальба шла вовсю – турки били со стен по запорожцам из ружей и пускали тучи стрел. Через открытые ворота крепости они уже несколько раз пытались атаковать казаков и прорваться к причалам. Целая гора скошенных картечью окровавленных трупов в шароварах и длиннополых халатах громоздилась перед воротами. Стоны и молитвы на турецком языке раздавались оттуда…

Выстроив пушки вряд, гармаши Москаля ловко перезаряжали их и палили безпрестанно по толпившимся за телами убитых товарищей турецким воинам. Укрываясь за телегами и арбами, запорожские стрелки осыпали стены крепости ответным свинцовым дождём. Время от времени то чалма, то тело турка вываливалась из-за зубцов и шлёпалось на землю. И мёртвые казаки, раскинув ноги в широких шароварах, лежали у разбитых ядрами пушек…

– Жарко хлопцам у сей фортеции поганской! Но ничего! Москаль турок из ворот не выпустит, сие точно. Дело воинское знает добре, не зря был головой пушкарей у ихнего царя Ивана! – прокомментируя события у крепости Славко.

Ожидая подходившие сотни, юноша наблюдал за боем с трепетным восторгом. Вот это дело; вот это жизнь! Настоящая война!

С восхищением Иван смотрел на казаков. В самые страшные и опасные моменты сражения, запорожцы излучали спокойное мужество и какое-то задорное веселье. Трёхэтажный мат, божба летели со всех сторон. Даже покалеченные, раненные сечевики предпочитали оставаться рядом с товарищами, заряжая им ружья или просто наблюдая за боем.

– Давай хлопче, веди скорише!

Очнувшись, Иван кивнул атаману и заспешил вперёд. Миновав крепость, казаки углубились в узкие улочки Кафы. Уже совсем рассвело, и солнечные лучи разгоняли остатки темени из всех кривых закоулков города. Иван быстро вёл запорожцев в глубь Кафы, к главному базару.

Жизнь за глухими дувалами татарских домов, словно вымерла – нигде никого не было видно и слышно. Только остервенело лаяли встревоженные пушечным громом собаки и громко клекотали проснувшиеся голуби на чердаках.

Неожиданно загремели копыта, четверо вооружённых татар появились на улице. Увидев прущую на них толпу сечевиков, нукеры вздыбили коней и повернули назад. Грохнул залп и трое воинов вместе с конями рухнули на землю. Четвертый татарин, раненный в плечо, отчаянно стегнул лошадь нагайкой и скрылся за поворотом.

– Ушёл, гад! – Славко забористо выругался.

– Далеко ещё?

– Не-е, скоро будем на рынке.

– Готовсь хлопцы, скоро подходим! – атаман обеспокоено оглядел курень.

Но в особых указаниях сечевики не нуждались. Набычившись, щуря напряжённо глаза, казаки пробирались по улицам, держа наготове оружие. Город был чужой, враждебный и опасность могла грозить с любой стороны…

Гружённая до верха арба выкатилась из ворот ближайшего дома. Пожилой татарин, стегая изо всех сил медлительных волов, с ужасом оглядывался на приближавшихся казаков. Его многочисленное семейство крича от страха, пыталось спрятаться за сундуками и вьюками, заполнявшим повозку. Запорожцы весело заулюлюкали и разбойничий свист резанул уши. Несколько сечевиков подняли было ружья, но Славко рявкнул, дабы не тратили попусту воинский запас.

Арба, скрипя большими колёсами, исчезла в конце улицы. И скоро впереди открылась обширная площадь – главный рынок Кафы и невольничий центр Крыма. Сейчас площадь была пустынна. Утренний ветер разносил по ней мусор, оставшийся после вчерашних торгов.

– Вон тюрьма, где татары держат невольников! – Иван указал на угрюмо выглядевшее большое кирпичное здание, похожее на небольшую крепость.

– Понятно. Хлопцы, лавкой к зиндану и держать ухо востро!

Казаки дугой двинулись через площадь к тюрьме. Идущий невдалеке от юноши Никита ругаясь, поджёг угасший фитиль и взял пищаль наперевес:

– Что за дерьмо сии замки фитильные! Когда надо, их не подожжёшь, дым и вонь одна! – в сердцах бросил молодой казак, заметил устремлённый на него любопытный взгляд Ивана.

Мрачное, обшарпанное здание городской тюрьмы с узкими окнами-бойницами быстро приближалось. До него оставалось шагов сорок, когда на площадь, гремя копытами и поднимая тучи пыли, вылетели татары. Дикий визг и вой перекрыл на миг даже гром пушек в порту. Потрясая саблями, крымчаки скопом ринулись на казаков. Одновременно на крышах ограждающих площадь караван-сараев. Возникли фигуры с луками в руках. Свистнули стрелы и несколько сечевиков рухнули на землю. Большие потемневшие от времени ворота тюрьмы отворились и оттуда, выставив вперёд копья, бросились на казаков турецкие воины – серкасиры.

Крики, свист стрел, ржанье коней, стоны раненых людей заполонили площадь. Атакованный с двух сторон курень, как потревоженный червяк, свернул дугу, сомкнувшись в кольцо.

– Кулага, турки! Пивень – татары! Омелько – крыши! – Славко быстро указывал направление саблей.

Первая шеренга запорожских стрелков мгновенно шлёпнулась на землю. Вторая стала на колени. Третья осталась стоять на месте. Четвёртая положила стволы пищалей на плечи третьей. Все четыре шеренги ощетинились ружейными стволами, направленными на несущуюся конницу. Стоявшие за пищальниками копейщики подняли вверх острые жала копий. Бунчужный Кулага ткнул саблей в наступавших турецких пикинеров. Сердюки не обращая внимания на град стрел сверху, с рёвом кинулись на встречу туркам. Раненный в плечо хорунжий Омелько, кривясь, отдал приказ лучникам. Десятки стрел сыпанули по крышам караван – сараев, сбивая на землю татарских стрелков. А лавина конницы крымчаков уже была рядом, и казалось, неминуемо должна была смести, затоптать в землю строй казаков…

Сабля сотника пищальников резко упала…….зился от зданий на площади. Серые облака дыма заволокли всё вокруг. В его разрывах мелькали перекошенные лица нукеров, хрипящие лошадиные морды. Через мгновение дым насколько рассеялся, открыв целую груду коней и людей, валяющихся перед строем казаков.

Чёрная лава татарской конницы замешкалась, пробивая себе дорогу через хрипящих в агонии коней и умирающих соплеменников. Не теряя времени, стрелки отошли назад, освободив место копейщикам. И лес копий встретил налетевших крымчаков.

С противоположной стороны куреня в это время одновременно сошлись две атакующие волны – сердюков и турок. Дикий вой, лязг железа о железо и предсмертные хрипы огласили воздух.