Дмитрий Житенёв - Моя тропа

Выстроились мы в шеренгу. Володя показал направление, и мы двинулись вперёд, держась друг от друга шагов на десять-пятнадцать. Лесничий Виктор всё приговаривал, чтоб мы были повнимательней – не перестрелять бы соседей вместо медведя, когда он поднимется. Конечно, побаивались, ведь не каждый день на медведя ходят, а тут – раненный, да ещё в полумраке леса. Страшновато всё-таки.

Так мы прошли, наверное, километра с полтора. Признаков раненного, издыхающего зверя – никаких. Володя с Серёжей стараются поднять нашу падающую активность, но, вероятно, придётся давать отбой.

Неожиданно на маленькой полянке я натыкаюсь на останки медведя – шерсть, кости, когти и череп. Под ними толстый слой пупариев, пустых мушиных куколок. Мухи съели целого медведя. Так вот куда девался прошлогодний разбойник медведь, который загубил двух лосих, дикую и домашнюю! Созываю всех к этому месту. Тут же решаем, что искать дальше не имеет смысла. Если медведь и был действительно ранен, то легко, и ушёл. Начинаются упрёки в адрес горе-охотников. Ведь раненный медведь может ещё немало бед натворить. Однако надо всё-таки узнать, действительно ли он был ранен. Конечно, это надо было сделать ещё до начала поисков.

Идём снова к лабазу. Уже совсем светло, но пасмурно и солнца не видно, хотя, судя по времени, оно, конечно, уже взошло. Володя с Серёжей забираются на лабаз, а я отправляюсь к тому месту, где охотники первый раз увидели медведя. Я отошёл уже довольно далеко, когда ребята с лабаза одновременно крикнули: «Стоп! Он здесь и появился!» Да это не меньше ста метров до лабаза. Вот чудики! Кто же с такого расстояния стреляет, когда зверь может подойти чуть не к самому дулу ружья! Эх, охотники! Конечно, промазали. На шерстинки, ни единой капельки крови.

Начинаются пререкания – кто, когда и куда стрелял. Да что тут спорить – мазали оба. Серёжа пульнул по разу из каждого ствола, а Володя успел послать в сторону медведя три пули. Увы, безрезультатно.

Кто-то утешает ребят – главное сделано, медведя прогнали и то хорошо, больше он в загоны не полезет.

Прошло два дня, никто на лабаз не ходил. И вот – дождь с грозой. Он освежил траву и мох, наверняка смыл наши следы, уничтожил все посторонние запахи. И тут я подумал, что зверь этот никуда ведь не ушёл. Если сегодня сесть на лабаз, может, и мне представится шанс на выстрел. И я решил идти.

Никто, кроме жены и заведующего лосефермой Кожухова, не знал, что я направился на лабаз. Не очень верилось, что медведь выйдет к мясу. Да к тому же, если он выйдет, надо будет не промахнуться. Засмеют ведь.

Было около пяти вечера, когда Михаил Вениаминович проводил меня до самого лабаза – мы решили обмануть медведя. Может, он не разберётся, сколько человек подходило к лабазу, сколько ушло. Может, он решит, что у лабаза никого не осталось.

Подходили к месту осторожно, заранее условившись не разговаривать. Карабин у меня был наготове. Кто знает, вдруг медведь сидит на мясе. Зверь этот на своей добыче всегда очень агрессивен. Бросок его неожидан и молниеносен. Одним словом – держи ухо востро.

Вот и лабаз. С мяса поднялась туча мух. Солнце ещё стояло не низко, было жарко. Даже какая-то непривычная для Севера испарина окутывала и кусты на вырубке, и лес, и поляну. Влажный воздух давил все запахи к земле, и смрад от гниющего мяса был просто непереносим.

Снизу лабаз казался не очень надёжным, особенно, если принять во внимание, что раненный медведь может кинуться вверх, чтобы расправиться с обидчиком. Всего четыре доски были прибиты к тонким перекладинам между сосенками.

Однако делать нечего. Назвался груздем – полезай в кузов, назвался медвежатником – лезь на лабаз. И вот я наверху, среди сосновых веток. Кожухов поднял руку, прощаясь, и повернулся уходить. Я помахал ему и стал слушать, как долго он будет хрустеть сухими ветками. Хоть дождик и прошёл, но хруст был слышен довольно долго. Старая лесосека была буквально захламлена сухими и перегнившими ветками, завалена брошенными стволами.

Вот шаги затихли, и я остался один на один с кустами, лесом, птицами и затаившимся где-то медведем. Где он прячется? Когда выйдет? Выйдет ли вообще?

Я подумал, что раньше захода солнца ждать его нечего. Всё-таки зверь, как правило, выходит к добыче уже после заката. Было жарко, комары донимали, ноги в резиновых сапогах совсем сопрели. Я снял их и развесил по веточкам волглые носки, наслаждаясь неожиданной лёгкостью в ступнях. Потом намазал «дэтой», антикомариновой мазью, и руки, и лицо, и одежду, потому что потом, когда придёт зверь, это будет поздно делать. Теперь можно посидеть, понаблюдать за природой, подумать, как встретить хищника.

Я несколько раз поприкладывался, прикидывая сектора стрельбы, особенно тот, в котором уже стреляли. Быть готовым к разным неожиданностям – это уже залог успеха. Впрочем, я на него не очень-то надеялся, хотя молил Бога, чтобы он дал мне этот трофей.

Жена не раз просила меня приобрести медвежью шкуру, но я сказал, что в нашем доме медвежья шкура будет только от моего выстрела. На это она мне возразила, что я буду этого ждать много лет и не дождусь. Почему бы и не воспользоваться чужим успехом и попросту купить шкуру. Вот такие были у нас с ней разговоры.

А лабаз оказался неожиданно удобным и хорошо укрытым. Я как-то не обратил на это внимания, когда два дня назад забирался на него. Главное, ничто не мешало поворачиваться с карабином на нём. Не то, что прошлой весной, когда я с Николаем сидел на лабазе, карауля того самого медведя, останки которого мы нашли неподалёку от этого лабаза.

…Тот медведь, наверное, был очень голоден и агрессивен. Рано утром на лесовозной дороге он завалил дикую стельную лосиху. Это случилось в середине мая километрах в десяти от нашего посёлка. Леспромхозовские рабочие, когда ехали на работу, на лесосеку, увидели медведя на лосе, отпугнули его, быстренько разделали тушу, забрали мясо, оставив только то, что не могло пойти в котёл. Потом они говорили, что медведь очень неохотно уходил со своей добычи и даже уркал в кустах неподалёку, когда мужики разделывали тушу.

Чтобы понять, как медведь мог поймать лосиху прямо на дороге, надо объяснить, как строят на Севере лесовозные дороги.

Сначала вырубают лес на будущей трассе. Потом бульдозерами распихивают к обочинам пни, оставшиеся не вывезенными стволы вместе с дерновиной. Получаются словно два противотанковых вала по обеим сторонам будущей дороги. Между ними метров сорок─пятьдесят. А затем, опять же бульдозерами, уже от этих валов нагребают насыпь, выравнивают, возят самосвалами гравий, прикатывают – вот и готова дорога.

Медведь напал на лосиху, когда она кормилась около одного из валов. По следам на сырой земле всё было хорошо «читать». Она металась между этими двумя «противотанковыми» валами с одной стороны дороги на другую, но, видимо, не решалась махнуть через завал. В любом случае она была обречена. Если б она пошла через него, медведь тут же её и задавил, пока она там путалась, а на дороге просто загонял, прижал к обочине и кончил.