Людмила Колосова - Нечаянные встречи

– Крыс и мыша, крыс и мыша! Смеялись все, и даже учительница. Не смеялась одна только Люся. Она сердилась на всех и на учительницу тоже. Нонна Андреевна с трудом угомонила класс и сказала Люсе продолжать. Люсеньке хотелось поскорее сесть на место и хотелось, чтобы урок скорее закончился. Она прочитала басню быстро, скороговоркой и была даже довольна собой. Однако такое чтение учительнице не понравилось. Она поставила Люсе тройку и сказала сесть на место. Дальше рассказывали другие дети и получали хорошие оценки. Все выучили хорошо, ведь басня лёгкая и маленькая. У Люсеньки было тяжело на душе. Она хотела найти поддержку дома и рассказала маме. Но в это время подошёл старший брат Люси. И когда он услышал «Крыс и мыша», то они с мамой смеялись так, что не моли остановиться. И потом при любом случае брат со смехом говорил ей: Эх ты, «Крыс и мыша». С этого случая закрылась для Люси дверь в страну поэзия. Она перестала любить басни и стихи и никогда больше не получала удовольствия от выступления. В школе она рассказывала стихи по программе, только чтобы поскорее отделаться и получала удовлетворительную оценку…

Вот как бывает. В классе уже все забыли о том случае, да и потом она уже училась в другой школе. Но дома нет-нет, да смеялись мама с братом над «Крыс и мышей».

Интересно то, что в шесть лет и даже в семь я не хотела учиться читать. Мама и учитель начальных классов не могли заставить меня читать Букварь. Очень содержательная фраза «Мама мыла раму» не открыла передо мной священный ларец знаний. Я решила избавиться от ненавистного Букваря и стала искать укромное место, такое, чтоб никто не нашел. И такой уголок я отыскала, но там, в большом свертке, уже что-то лежало. Все дети очень любопытны, и я в этом плане не отставала от сверстников, я развернула пакет, хотелось бы мне посмотреть на саму себя в тот момент! Передо мной лежала очень большая книга, знакомые буквы, выстроившись в ряд, как будто смеялись надо мной: прочитай нас, а ну-ка прочитай. Я приложила все свои усилия, но прочитать не смогла. Надо сказать, что в этой книжке были изумительной красоты картинки, таких картинок я еще никогда не видела за всю свою маленькую жизнь. Однако же в них я легко узнала и Золушку, и Спящую красавицу, ведь именно она была нарисована на обложке книги, и Мальчика с пальчика, и Кота в сапогах. Спасибо маме, она много мне читала сказок на ночь! Очень долго я сидела и разглядывала книгу, потом я аккуратно завернула ее обратно в бумагу и положила на прежнее место. Букварь надо изучать – поняла я. Если не научусь читать, то не сумею понять, что написано в книжке.

По мере того как продвигалось мое образование, я все доставала и доставала книжку, листала ее и листала, но понять не могла. Правда, картинки мне не надоедали, и я рассматривала их с удовольствием и мысленно даже переселялась в них. А книжка тем временем стала терять свой товарный вид, она, уже далеко не новая, лежала в замусоленной бумажке на прежнем месте. Я не осознавала, что приближается «гроза». Мама рада была моим успехам в школе, я начала хорошо читать, даже очень хорошо! Я даже бегло читала ту самую книжку, но почти ничего не понимала!

В тот день мама встретила меня возмущенными криками:

– Как, как ты могла без спросу взять? Кто тебе разрешил лазать везде?

– Я не брала… – бормотала я. Сердце катилось в пятки, дух перехватило, вспотели руки. Мама потрясала книгой передо мной и была на грани истерики.

– Зачем брать? Господи, что теперь делать? Какая она грязная! Замусоленная вся! Что ты с ней делала?

– Читала, мама! Это очень интересная книжка! Я ее читаю-ю-ю!

– Зачем лгать! Ну что ты можешь здесь прочесть, она написана на болгарском языке!

«Вот оно что! Это по-болгарски написано! Здорово как! Оказывается, я умею читать по- болгарски», – подумала я и сказала:

– Давай тебе почитаю, и ты увидишь, что я не обманываю!

Она устало и как-то безучастно отдала мне книгу. Я начала читать:

– Шарл Перо. Спящата Хубавица. Имало едно время един цар и една царица. Те си нямали деца, а толкова им се искало да имат и така им било мъчно, че с думи не може да си и скаже. Ходили на поклонение в много страни, правили обети и дарения, но напразно. Най – после царицата родила момиченце.

Направили хубаво кръщение………….

Я продолжала читать и уже чувствовала свою победу. Мама махнула рукой, и книжка навсегда осталась у меня. Чья это была книжка или для кого ее купили, я не спрашивала.

Я этого не знаю до сих пор.

В моём доме, на полке под стеклом, стоит фотография в старинной рамке. И каждый человек, который в первый раз приходит в дом, обязательно обращает на неё свое внимание и искренне удивляется: почему такая простая открытка удостоилась такого изысканного обрамления?

Дедушка больше любил внука, я это остро чувствовала, но принимала как данность. Может быть, потому, что и он сам понимал, что я обделена его любовью, случилась вещь, в моём понимании, невероятная – из заграничной поездки дедушка привёз мне, именно мне, большого плюшевого медведя. Скорее даже, это была медведица, так как у неё на шее на ленточках висели два маленьких смешных медвежонка. Золотистая мягкая шёрстка, с лёгким завитком, чёрные глазки, вышитые чёрными нитками нос и рот и, наконец, звучная пищалка – я тогда затаилась в себе от захватившего меня восторга: какой же он хороший, ну, какой же он хороший! Я полюбила его сразу и навсегда: для меня это был медведь по имени Мишка, так, кстати, звали и моего дедушку!

Вообще было невероятно то, что в начале 1960-х, мой дедушка, простой солдат – рядовой пехоты, который воевал с нацистами, – был отправлен с делегаций в Германию. Нет, не в дружественную нам, советским людям, ГДР, а в профашистскую, как тогда считалось, ФРГ. Так вот, получалось, что Мишка был немец, и я могла бы его назвать Ганс или Фриц, но Фрица я бы так не полюбила.

Многие ещё, конечно, помнят дворы 50-х, 60-х: мальчишки ходили войной двор на двор, к чужакам относились с большой подозрительностью, считая их лазутчиками и шпионами. Большинство детей гуляли во дворе сами по себе, некоторые мамочки и няньки сидели на скамейке и разговаривали между собой – попросту, чесали языками. У детей была своя жизнь и свои правила: например, в любую игру надо было попроситься – тебя могли принять или нет. Игр было много и общих и отдельных. Дочки-матери – это, конечно, для девочек. Иногда на роль папы брали тихого мальчика, но папа в игре почти ничего не делал, а мальчика потом дразнили девчонкой. И я часто играла в Дочки-Матери, ведь у меня была красивая фарфоровая кукла, и с ней меня охотно принимали в игру.