Althessa Oldoak - Перешагнуть горизонт

Пострадавшего в аварии я нигде не заметил, так же как и машину скорой помощи, поэтому решил, что парамедики уехали, забрав его с собой.

Возвратившись к Тане, я сел на пол рядом с ней и предался горю. Я проклинал себя за душевную слепоту, не позволившую мне вовремя заметить, что с ней творится что-то неладное, за эгоизм, который зашорил мои глаза и затмил разум настолько, что я пропустил момент, когда она утратила связь с реальностью. Исследуя тонкие черты, я нежно касался лица своей жены, впитывая ощущения, навечно запечатлевая в памяти милый образ той, что покинула меня, оставила чахнуть на этом свете без надежды на счастье. Я скользил ладонью по волосам цвета спелой пшеницы, волнами раскинувшимся по полу, заглядывал в глаза, безучастно смотревшие мимо меня, и осознавал, что больше никогда никого не смогу полюбить так, как любил её. Кончиками пальцев поглаживал бледную кожу и клялся, что буду помнить её всю жизнь. Я обещал ей, что навсегда буду только ее Ричардом, а она останется моей Таней.

У меня не было слез. Лишь грудную клетку начали сдавливать приступы боли. Чем дальше, тем сильнее. По ним можно было измерять время – шестьдесят ударов в минуту. Вдруг что-то похожее на разряд электрического тока, родившись в районе сердца, взорвало мое тело. Каждая мышца сократилась, превратив меня в вывернутого наизнанку ежа, пронзающего себя своими же иглами. Я хотел закричать, но спазм, сжавший гортань, сделал меня немым. Упав на пол возле Тани, я подтянул колени к груди и обхватил себя руками, пытаясь укрыться от муки, но это не спасло. Следующий электрический разряд не только вверг меня в пучину адской боли, но и сокрушил сознание. На краткий миг мне показалось, что я лежу навзничь на какой-то холодной поверхности в ярко освещенной комнате, а вокруг меня суетятся люди в белых медицинских халатах. Один из них с облегчением сообщил окружающим:

– Сердцебиение стабилизировалось.

Но мне не было дела до чужих людей, когда в нашей спальне на полу осталась женщина, которой я обещал быть рядом вечность, и я нашел в себе силы вернуться. С неимоверным усилием открыв глаза, я понял, что, все еще скрючившись, лежу на полу, но Тани рядом со мной уже не было. Как ошпаренный, я вскочил на ноги и, вылетев через открытую дверь, перепрыгивая через ступени, сбежал вниз как раз в тот момент, когда двое плечистых коронеров выносили из дома на носилках большой черный полиэтиленовый пакет.

Я закричал:

– Постойте!

Но они не обратили на меня внимания.

– Остановитесь! Я её муж! – не унимался я, пытаясь выскочить вслед за ними, чтобы преградить дорогу.

Они продолжали игнорировать мои вопли. Один говорил другому:

– Знатная красотка. Я бы с ней покувыркался разок – другой.

– Была, некрофил чёртов. Хотя странно, что ты не успел, пока она была живой. Она никому не отказывала. Хе-хе-хе, – хрипло засмеялся второй.

– Это ложь! – возмущенно заорал я во все горло, обходя их, чтобы загородить собой дверной проем микроавтобуса, но они вели себя так, словно меня и не было. – Это не может быть правдой. Мы любили друг друга…

Машина завелась и поехала. Я рванул следом за ней, но, пробежав по дороге мимо трех домов и с каждым шагом теряя силы, почувствовал острую необходимость возвратиться. Остановившись, я следил за удаляющейся машиной, пока та не пропала из виду. Тогда, удрученный, растерянный, абсолютно несчастный, я поплелся домой.

Напротив нашего дома половина проезжей части дороги на двадцать пять метров вдоль тротуара была по периметру ограждена полицейской лентой. Немолодой, но крепкий темноволосый шериф осматривал вмятину на капоте синего фургона, погнутый бампер и растрескавшееся стекло. Его помощник, молодой голубоглазый блондин, ходил зигзагами по огражденной территории и пристально рассматривал асфальт. Он поднял взгляд и повернулся:

– Шеф, здесь телефон. Он разбит, но все же… Думаю, мы сможем идентифицировать номер. Возможно, этот человек разговаривал в то время, как перебегал дорогу, и не заметил приближающийся фургон. Мы должны проверить.

Шериф подошел, поднял с тротуара небольшой предмет и внимательно вгляделся в него.

– Может быть… Мы, конечно, должны проверить и эту версию, но мне кажется, что он был очень расстроен, поэтому утратил бдительность. Ник, упакуй вещдок и продолжай осмотр, – приказал шеф и возвратился к прежнему занятию.

В этот момент я оказался совсем рядом с помощником шерифа и совершенно случайно посмотрел на мобильный телефон, который тот засовывал в полиэтиленовый пакет. Это был мой терминал. Я узнал бы его из миллиона. Кожаный чехол угольно-черного цвета, по краю окаймленный позолотой, купила для меня Таня. Тогда она сказала, что мне необходимо демонстрировать свой высокий статус даже в таком захудалом городишке. Вначале я решил подойти к полицейскому и сказать, что это моя вещь, а не какого-то человека, сбитого автомобилем, и я ее обронил, когда перебегал дорогу, но потом заметил, что дисплей разбит вдребезги, и решил оставить идею получить свой телефон обратно. Вместо этого мои мысли полностью переключились на телефонный звонок, который мне предстояло совершить. Я должен был сообщить родителям Тани, что она умерла, но не представлял, как это сделать. Моё ораторское мастерство, которым я немало гордился, покинуло меня, и всё, что смогло родиться в моей голове – это две банальных фразы: «Сегодня ваша дочь умерла от передозировки транквилизаторов. В ее смерти виноват я, потому что дал ей деньги на это лекарство». После того, как я произнесу эти слова, своей смерти мне оставалось ждать совсем недолго. Не дольше, чем потребуется ее отцу на дорогу от Сиэтла до Реймонда. Но меня это ничуть не страшило. Жизнь без Тани для меня в тот момент утратила всякий смысл. Собрав волю в кулак, я направился к дому, чтобы сделать несчастными еще двоих людей.

Ближайший телефон стоял в холле, на круглом столике на высоких ножках, где мог поместиться только он. Решительным шагом я подошел к нему и схватил трубку, но она выскользнула из моей ладони, точнее, мои пальцы прошли сквозь трубку, будто это голографическая проекция.

– Не может быть! – опешил я. – Еще сегодня утром, собираясь на работу, я задел этот телефон рукой, и он был вполне материальным, – снова попробовал снять трубку и опять неудачно. – Да что это за чертовщина?!

Сделав несколько шагов, я возвратился к двери, чтобы закрыть ее, а затем пойти в библиотеку, сесть за стол и обдумать все, что произошло и происходит сегодня. Ручка двери оказалась таким же оптическим обманом, как и телефонная трубка. Дверь закрыться не пожелала. Это выходило за рамки разумного. Я подошел к ближайшему стулу и попытался взять его за верхнюю часть спинки, но и это сделать не удалось. Моя рука прошла сквозь дерево, никак на него не воздействуя. Мне стало страшно. В моей голове зародилась ужасающая в своей правдоподобности догадка: «Что, если не предметы вокруг меня перестали быть материальными, а я?»