Аве Бак - Наставник

– Господин Ручкин, прежде чем мы погрузим Вас в состояние гипнотического сна я задам несколько общих вопросов. Первый: приучен ли сын к основам нашей морали?

– Я уверен, что да! Я сам профессионально занимаюсь моралью и этикой, и с детства внушал Василию основные принципы нашей страны…

– Вы меня не поняли. Я совсем не о той морали, которую мы предлагаем всем, не о морали для общего пользования. Ваш сын вырос в семье высокого чиновника, в Вашей семье. Понимает ли он суть кастовой морали, что нам разрешено больше, чем прочим, что мы не живём, грубо говоря, на одну зарплату, что есть особые тайны, которые нельзя выносить за пределы нашего слоя, что мы основа этой страны и так далее. Получая особые материальные блага, наблюдая вас в быту за подготовкой рабочих вопросов, читая прессу, осознаёт ли он это?

– Да, конечно.

– Подтвердите на простом примере.

– Сейчас, сейчас… – Ручкин искал в памяти что-то очень простое и яркое, нашёл! – Как-то мы с сыном ехали с дачи на служебном «Мерседесе». Мальчик попросил разрешение сесть впереди возле водителя. Он любит быструю езду, у него Fiat «Bravo», мой подарок. Так вот, требовал от водителя разогнаться. Мы шли где-то под 150 км/ч. Вдруг из-за трактора, стоящего на обочине выскочил человек, наверное, тракторист. Водитель успел вывернуть влево, но задел тракториста, немного, тот упал, стал подниматься. А Васенька, совершенно не растерявшись, говорит водителю «Нечего останавливаться, пусть, смотрит, кто едет и какие номера. В следующий раз будет лучше видеть». Я велел водителю ехать дальше. Конечно, Вася был потрясён, но казалось, что он был готов к тому. Что тракторист должен выскочить…

– Очень хорошо! Убедительный случай. Мальчик осознаёт свою особую принадлежность, справедливо порицает зарвавшегося гражданина и готов разделить с отцом небольшую тайну. Очень хорошо. Скажите, что читает Василий, только не называйте вещи из обязательной школьной программы.

– Я постараюсь, правда, в силу постоянной занятости, так сказать, не вникаю. Но на книжных полках в его комнате видел Ницше, Камю, этого Севенд…, Сверден…

– Сведенборга.

– Да! Спасибо, Сведенборга, Макиавелли, Достоевского…

– Достаточно. Очень неплохо. Хороший вкус. Эстетизм должен стать заметной чертой новой бюрократии, с интеллигенцией, сами знаете, надо работать на уровне. Пишет ли что-нибудь? Стихи, прозу?

– Да и очень красиво. Подражает, этому… Рембо.

– Вася гомосексуал?

– Нет, что вы! Он нормальный парень.

– Не беспокойтесь, ведь это не причина для отказа. А если натурал, тем более. Последний вопрос. Ответьте предельно честно. Насколько сын привязан к Вам и к матери, то есть, делится ли тайнами, переживаниями, готов ли он к долгой разлуке. Суть вопроса понятна?

Ручкин задумался: «Он всегда тепло относился к сыну, даже в состоянии своего проявляющегося семейного самодурства. А как Василий? С матерью он не близок. Не раз Тая жаловалась Кузьме, что сын очень скрытен и неоткровенен. А с ним? Да, если предельно честно, когда они там видятся. Так, фрагменты на пять минут из шестнадцатисерийного фильма. Васе шестнадцать, а что я могу сказать о нём. Могу хвалить, могу поругать. Его и ругать-то не за что. Чёрт! А сын действительно далёк от меня, или я от него. Живём бок о бок, а как в разных странах. Ладно, чего хныкать, скажу, как есть».

– Я думаю, что он не близок с матерью и со мной тоже. Мне просто нечего сказать о том, что у него внутри, в мыслях…

– Что ж. И это не страшно для будущего образования. А теперь Кузьма Трофимович расслабьтесь, Вы входите в гипноз.

Кузьма куда-то улетел, во тьму, в пропасть, в открытую красную пасть дикой кошки. Это последнее, что он помнил.

– Алексей, – обратился Елбунов к лаборанту, – вынь из него ответы по стандартному опроснику, а потом загони ему все защитные программы по безопасности, включая У-84 и личный код.

Максим Максимович заторопился к себе в кабинет. Есть возможность поработать. Он почти уже закончил книгу и теперь размышлял над названием. В голове крутились два варианта: «Как правильно защитить демократические завоевания» и «Защищённая демократия – лучший удар по врагу».

Ручкин очнулся так же мгновенно, как и засыпал. Лаборант аккуратно снимал с него перчатки. За столом сидел дугой незнакомый человек.

– Подойдите к столу, Кузьма Трофимович. Вам надлежит подписать документ о неразглашении. Ознакомьтесь и подпишите.

«Я, Ручкин Кузьма Трофимович, торжественно клянусь ни при каких обстоятельствах, никому, включая родных и близких, не рассказывать о факте собеседования, его содержании и методах, не оставлять следа в записях, на аудио и видеоаппаратуре. Я уведомлён, что разглашение приравнивается к публичному раскрытию государственной тайны, в случае нарушения мной данной клятвы, формы и методы покарания выбираются компетентными органами нашей страны».

Расписался.

– Вот набор вопросов, – продолжил человек за столом, – которые должен готовить абитуриент. Документы в комиссию необходимо подать в срок. Всего хорошего.

Этой ночью Кузьме снился странный сон. Он лежит в длинной тонкой лодке одетый в белое, с разрисованным татуировкой лицом. В руках копьё и топорик. Лодка плывёт по реке вдоль лесистых берегов. На поляне у реки курят трубки индеец и медведь. У индейца голова в уборе из длинных орлиных перьев, прямо как в кино. Индеец вынимает трубку изо рта, выпускает кольцо красноватого дыма и вдруг говорит о нём, о Кузьме: «Он плывёт в долину духов в Стране Предков», медведь, в свою очередь, берёт трубку в лапу и рычит: «Ну и хрен с ним, кому он теперь нужен в племени!».

Течение реки убыстряется, лодка уже несётся с невероятной скоростью в направлении оглушающего грохота. Кузьма хочет выскочить из лодки, но не получается, тело отключено. Он мёртв. Грохот совсем близко, лодка сваливается в высоченный водопад. А-аааа!

Ручкин проснулся, резко сел в кровати. «Что ещё за чертовщина!» Теперь этот сон-видение будет постоянно преследовать его в самых разных вариациях.

В Новогодние и Рождественские праздники особенно трудно надзирать за общественной моралью. Во-первых, везде пьют, попирая все государственные законы и указы Президента, во-вторых, под влиянием алкогольных паров, лезут друг на друга как кролики. Причём, не только всякая шелупень, но и первые руководители, и их замы. Мораль лежит в стороне, и тихо стонет от возмущения, а может и не от возмущения, а от чего-то другого.

Хлопот у Кузьмы Трофимовича в такие дни полон рот. Действительно, рот не закрывается. Оперативки, совещания, выездные заседания, брифинги с прессой, интервью, выступления перед молодёжью, и даже инструктаж с Дедами Морозами и Снегурочками, которые, в соответствии с недавно открытой древней традицией, должны не водку смешивать с шампанским при любом удобном случае, а пить исключительно молоко и закусывать печеньем.