Владимир Анин - Аданешь

– А ничего, что я с этим в самолет? – поинтересовался я.

Залезайло только поморщился, а стоявший рядом майор погранслужбы похлопал меня по плечу и сказал:

– Э, братец, и не такое провозили. Тебе, правда, лететь с пересадкой, но я со всей ответственностью заявляю: ни в одном аэропорту ничего не заметят. Мы уже просвечивали эту технику со всех сторон. Даже намека никакого. Просто чудеса!

– Не чудеса, а технология, – вставил Самоделкин, многозначительно воздев указательный палец к небу. – Все очень просто: баллончик с газом в фотоаппарате из прочного пластика. Взрывчатка пластиковая. Так что гарантия полная…

– Я разве лечу с пересадкой? – перебил я.

– Да, – подтвердил Залезайло. – Прямых рейсов на Аддис-Абебу нет, поэтому придется лететь через Хартум. А теперь, – Залезайло повернулся к присутствующим, – прошу оставить меня наедине с инструктируемым.

Трое пограничников и Самоделкин покинули дежурку. Я приготовился к дотошному допросу о моем моральном и физическом состоянии, который, как правило, предшествовал подобным инструктажам, и в которых Залезайло был мастером. Он, вполне оправдывая свою фамилию, бесцеремонно залезал в душу, теребя все мыслимые и немыслимые ниточки. Какой от подобных бесед может быть прок, никто из сотрудников не понимал. Возможно, сам Залезайло и находил в наших ответах какой-то скрытый смысл, но мне, как и многим моим коллегам, подобная процедура казалась полным абсурдом, потому что единственным итогом ее было раздраженное, взвинченное состояние, отнюдь не идущее на пользу дела, и все мы, оперативники, буквально ненавидели Залезайло.

– Ну, как дела дома? – начал он издалека.

– Все в порядке, товарищ подполковник.

Залезайло раскрыл блокнот.

– У меня тут есть некоторые сведения о том, что капитан Суворов последнее время слишком часто допускает, с позволения сказать, вольности во внеслужебное время и злоупотребляет вниманием женского пола.

– Товарищ подполковник, – взмолился я, – ну вы уже в который раз мне это говорите! Нет никакого злоупотребления, обычные человеческие отношения.

– При обычных отношениях мужчина не меняет себе партнерш каждую ночь, и тем более не спит одновременно с двумя женщинами.

«Все знает, собака!» – подумал я.

– А это, – продолжал Залезайло, – порочит мундир, который вам, Суворов, доверило государство.

– Маскировка! – возразил я. – Представьте себе, что я буду вести исключительно положительный образ жизни, меня сразу могут заподозрить в причастности к Органам. А так все думают, что я обыкновенный инженер…

– Прекратите ваши шуточки, товарищ капитан! – оборвал Залезайло. – Лучше отвечайте на вопросы. Что стало причиной вашей ссоры с Вероникой Елизаровой?

– Какой Елизаровой?.. Ах, этой…

«Он что, всю мою квартиру прослушивает? – подумал я. – Или таксист стуканул? Подставной, что ли? И как, черт возьми, этот Залезайло узнал, что ее зовут Вероника? Да еще Елизарова? Я сам ее фамилию не помню».

– Никакой ссоры, – небрежно сказал я вслух. – Обычная размолвка. И ручаюсь вам, никакого влияния на мое моральное состояние это не оказало.

– Вы планируете на ней жениться?

Я даже немного растерялся.

– А это обязательно?

– Но у вас ведь с ней близкие отношения и, насколько я понимаю, не единовременные.

– Да, но это еще ничего не значит. Если я буду жениться на каждой девушке, с которой…

– Вот в этом, товарищ капитан, и выражается весь ваш аморальный облик! И вы еще едете за границу. Где, спрашивается, гарантия, что там вам тоже не захочется, так сказать, развлечься? А это, между прочим, может черным пятном лечь на репутацию всего нашего государства!

– Я в эту командировку не напрашивался, – процедил я.

– Вас туда посылают, потому что доверяют вам, – отрезал подполковник. – И ваша задача это доверие оправдать.

Я устал с ним пререкаться, на каждое сказанное ему слово этот заведенный «органчик» тут же находит десяток в ответ.

– Я все понял, товарищ подполковник.

– Вот и хорошо, – сказал Залезайло и посмотрел в свой блокнот. – В аэропорту вас встретит наш человек из посольства. Он поселит вас в городе, чтобы не мозолить глаза кому не следует. Мы связались с эфиопской службой безопасности, попросили оказать содействие. Они выделят вам своего специалиста. И помните, подробности операции известны только вам, Зотову и мне. В пределах разумного можете посвятить в детали эфиопского коллегу. Мы сообщили партнерам только то, что пропала девочка и что эта информация особого класса секретности. Так что о вашем визите будет знать только их шеф да тот агент, которого назначат вам в помощь. Агент придет к вам на квартиру двадцать пятого числа в девять ноль-ноль. Дальше – по обстоятельствам. Вопросы?

– А на каком языке мы будем общаться с эфиопским коллегой? – усмехнувшись, спросил я.

– Не юродствуйте, товарищ капитан. Неужели вы думаете, их специалист не владеет языками. Уж английский-то он знает не хуже вас. Вот ваши документы, – он протянул мне паспорт и билеты. – Инструктаж закончен.

Залезайло взял со стола фуражку и вышел из дежурки. Туда сразу вернулись пограничники и Самоделкин.

– Ну что, Саня, все в порядке? Ты это… с техникой разобрался? Кстати, не забудь про дорожный тайничок в кофре, – шепнул он мне на ухо. – Ну, ты понимаешь? А что за операция, а?

– Самоделкин, – спокойно сказал я, – слишком много вопросов. Спасибо за арсенал.

Я повесил кофр с аппаратурой на плечо и, взяв чемодан, вышел из комнаты.

– Приедешь, расскажешь? – крикнул мне вдогонку Самоделкин.

Я сидел у окна. Командир корабля объявил, что приветствует нас на борту авиалайнера «Ильюшин-62», вылетающего рейсом Москва – Хартум. Мне довольно часто приходилось летать самолетами, но это были, в основном, командировки по стране. Один раз довелось побывать в Польше и дважды в Венгрии. Так далеко, в Африку, я летел впервые.

«Дорожным тайничком» Самоделкин называл потайное отделение кофра с четвертинкой «Русской» водки. Когда стюардесса подала ужин на маленьком синем подносе, я незаметно откупорил «мерзавчик» и залпом опрокинул в себя. Самолет был полупустой, и рядом со мной никто не сидел. Поэтому я не боялся нарваться на укоризненные взгляды благовоспитанных попутчиков. Алкоголь подействовал быстро. С аппетитом поужинав, я откинулся на спинку кресла и провалился в глубокий сон.

Было раннее утро, когда наш самолет приземлился в столице Судана. Рассвет только-только забрезжил – на горизонте проступила тоненькая розовая полоска. Остальная часть неба была абсолютно черной, крупными блестками на нем переливались яркие звезды, а прямо над головой тоненькой трещиной сиял молодой месяц. Едва ступив на трап, я всем своим телом ощутил плотность горячего тропического воздуха. Однако, закаленный необычной для Москвы жарой, я бодро сбежал вниз и пошел вслед за остальными пассажирами к небольшому зданию аэропорта. У транзитной стойки я встретил семью соотечественников, тоже летевших в Аддис-Абебу.