Владимир Жариков - Прыжок ягуара

© Владимир Жариков, 2016

ISBN 978-5-4483-2727-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Свои детские годы Жорж Люсьен Дюбуа старался не вспоминать. Он был приемным сыном мыловара, и ничего в жизни не видел кроме тычков и подзатыльников, которыми, не скупясь, награждал его отчим. С юных лет он был вынужден помогать по хозяйству и нянчиться с многочисленными сводными братьями и сестрами. Эта сопливая орава непрестанно шалила, вопила и орала, кроме того, каждый из этой мелюзги не считал за труд пожаловаться родителям, если получал от Жоржа взбучку.

Мать Жоржа была дочерью хозяина портовой таверны в Сен-Мало. Однако едва папаша прознал о том, что его дочь забрюхатела, он тут же выгнал ее из дому. Молодая женщина долго скиталась в поисках пристанища, пока судьба не привела ее в небольшой городок в Бургундии и не столкнула там с мыловаром Дюбуа, который пожалел ее и взял в работницы. В то время она была уже на сносях, а после рождения Жоржа мыловар женился на ней. Несчастной женщине приходилось выносить постоянные побои и оскорбления за оказанную ей милость. От этих побоев и непосильного труда бедняжка долго не протянула. Она умерла, когда Жоржу едва минуло восемь лет. Мыловар по этому поводу долго не горевал и довольно скоро женился вновь на одной молодой особе, которая сразу же приступила к своим основным обязанностям – нарожала ему многочисленное потомство. С этими-то отпрысками и приходилось нянчиться маленькому Жоржу в перерывах между перемешиванием варева в чане и поддержанием под ним огня.

В шестнадцатилетнем возрасте его терпение лопнуло. Он окончательно решил уйти из дому, сделаться моряком и начать самостоятельную жизнь. И хотя до морских просторов было довольно далеко от Сен-Фаржо, где проживал со своим семейством мыловар Дюбуа, о море маленькому Жоржу очень много рассказывала покойная матушка. Ее рассказы он запомнил очень хорошо, и это было единственным его светлым воспоминанием о детстве.

И вот, спустя восемь лет после кончины матери, Жорж Дюбуа решил повторить проделанный ею путь, но только в обратную сторону, на ее родину, в Сен-Мало. Однажды ночью он выкрал из шкатулки с фамильными ценностями золотой медальон с портретом матушки, еще молодой, восемнадцатилетней, взял из ящика комода, где хранились отложенные на хозяйство деньги, несколько ливров и покинул родимое гнездо, провонявшее едкой щелочью и прогорклым салом.

Однако увидеть море с борта корабля ему довелось не так скоро – лишь год спустя после бегства из дому. И путь оказался неблизким, да и в порту далеко не сразу нашелся экипаж, в который приняли бы новичка, еще не нюхавшего соленого морского ветра.

Жорж рассчитывал разыскать в Сен-Мало своего деда. Быть может, он уже простил блудную дочь, и родственная кровь побудит его принять внука в объятия. А заодно теплилась надежда, что он окажет протекцию, познакомив Жоржа с каким-нибудь капитаном.

Таверну он разыскал. Но, увы, как выяснилось, дед умер четыре года назад, а таверну завещал своему помощнику, хитрому пройдохе.

– Много тут ходит всяких, – новый хозяин, толстый и коренастый лысеющий брюнет протирал кружки грязной вонючей тряпкой. – Вам бы только выпить на дармовщину. Или стырить что-нибудь под шумок. Вот и представляетесь кто внуком, кто племянником бывшего хозяина.

– Нет, честно я его внук, – заверил Жорж. – Быть может, вы помните его дочь? Это моя мама.

Он раскрыл медальон.

– Да, это она, – взглянув на портрет, блеснул глазами трактирщик. – Красивая была, чертовка! Так ты говоришь, она скончалась? Бедняжка, царствие ей небесное! А не стащил ли ты случаем этот медальон, чтобы прикинуться родственником покойного хозяина? А-а?

Приглядевшись внимательно к юноше, трактирщик обнаружил немалое сходство его и с красавицей на портрете, и с почившим хозяином. Он забеспокоился, не претендует ли Жорж в качестве наследника на часть имущества своего деда. Впрочем, парень казался весьма простодушным, к тому же мечтал о карьере моряка. Однако лучше бы от греха поскорее выгнать его восвояси. Трактирщик угостил Жоржа кружечкой пива, выслушал его рассказ о себе, потом поведал печальную историю о кончине его деда. И поспешил заверить, что ничем не может помочь пареньку в его начинаниях.

Потеряв надежду на покровительство, Жорж принялся сам прокладывать себе дорогу в море. Скитания, лишения и самая черная работа закалили характер будущего морского волка, а ростом и природной физической силой Господь его не обидел. Очевидно, его биологический отец был крепким рослым моряком. В свои неполные семнадцать лет Жорж выглядел взрослым мужчиной, разве что легкий пушок на гладком лице, еще не знавшем бритвы, выдавал в нем юношу.

Старая потрепанная бригантина «Магнолия», на которую, в конце концов, устроился Дюбуа, была зафрахтована государственной почтовой службой и использовалась в качестве пакетбота. Она курсировала между Старым и Новым Светом, перевозя почту, мелкие грузы и пассажиров – в основном переселенцев. Жорж совершил на «Магнолии» шесть рейсов к берегам Гаити, Гвианы и Луизианы, то радуясь своей новой судьбе, если погода стояла чудесная и боцман был не очень сердит, то проклиная ее, когда получал зуботычины или когда шторм швырял видавшую виды посудину как ореховую скорлупу. Три года пролетели как один день. За это время Жорж возмужал, окреп, научился владеть ножом как оружием и не давать никому спуска в матросских драках.

В седьмой рейс на «Магнолии» нашему молодому покорителю морей отправиться не пришлось – фрахтовщик отказал владельцу и не стал снаряжать бригантину в очередное плаванье по причине ее ветхости. Полгода Жорж маялся, не имея постоянной работы. Он задолжал кучу денег трактирщикам и всем портовым шлюхам Сен-Мало, и совсем было отчаялся, но удача, наконец, улыбнулась двадцатилетнему моряку. Именно «Удача» – так называлась трехмачтовая шхуна, боцман которой принял его в команду.

– Так ты служил на «Магнолии», где шкипером был старый Симон Симоне? – боцман оскалил прокуренные, почти коричневые редкие зубы, не выпуская из них мундштука коротенькой трубки.

– Да, – подтвердил Дюбуа. – У меня есть от него рекомендательное письмо.

Жорж протянул свернутый вчетверо лист пергамента.

– Не надо, – отвел его руку боцман. – Верю тебе.

Он и не смог бы прочитать там ни слова, поскольку боцман хорошо знал только цифры, а из всего алфавита ему были знакомы лишь две буквы – П и Ж. Это его собственные инициалы: боцмана звали Пьер Жерар. Этими буквами с замысловатыми вензелями он расписывался в договорах и на векселях. Как выводить вензеля ему показал один портовый писарь. А Жоржа обучила грамоте его матушка, пока еще была жива. Остальное образование он получил в мыловарне своего отчима, по крайней мере, научился счету, взвешивая сало перед отправкой его в чан и считая количество ударов плетью, когда ему доставалось наказание за провинность.