Василий Лягоскин - Русские своих не бросают. Четвертая книга о Серой Мышке

Вопрос: «Как Соломон ее нашел, и что ему тут надо?», – она задавать себе не стала, резонно сообразив, что старый еврей сам все объяснит.

– Иначе зачем он здесь появился – не для того же, чтобы его еще раз по спинке погладили?

Она шагнула вперед вместе с негромким боем напольных часов, сработанных вручную известным мастером еще двести лет назад. Часы пробили шесть часов вечера, и Наталья, потянув носом воздух, остановилась на пороге, только теперь вспомнив, что целый день ничего не ела. А перед ней, между прочим, был в самом разгаре праздничный пир. Огромный овальный стол, ничуть не меньше того, за которым ее в образе японской гейши принимали в подземном бункере американского ранчо, был заставлен яствами, как никогда раньше. То, что остроглазая Мышка некоторые из них увидела впервые, она отметила раньше, чем со своего места сорвалась раскрасневшаяся Инесса Яковлевна.

– Ой, Наташенька! А мы тут без тебя.., – она явно растерянно оглянулась на остальных.

Только Соломон сейчас не выглядел растерянным; но и в его взгляде Мышка не увидела той бесшабашной веселости, которую он старался демонстрировать своим бодрым голосом. Скорее эта была не бодрость, а глубокий внутренний надлом.

– С такой улыбкой шагают в пропасть, – подумала отчего-то Наталья, останавливаясь перед гостем; она улыбнулась в ответ совсем открыто и спросила, теперь уже вслух, – я так понимаю, что это для вас Инесса Яковлевна так расстаралась. Ну и кто мне представит гостя?

– Бросьте, Наталья Юрьевна, – перестал улыбаться Соломон, – мы ведь уже давно знакомы.

– Знакомы, – не стала отказываться от прошлого – от мисс Рини – Крупина, – только вот не припомню, чтобы приглашала вас к себе в гости. А незваный гость… Сами знаете хуже кого.

– Хуже старого одесского еврея не может быть никого, – теперь совсем искренне расхохотался Соломон, – а он – то есть я – никак не мог пройти мимо дома, в котором так вкусно готовят.

За спиной Натальи шумно засопела Инесса Яковлевна; она явно была польщена, но под грозные очи хозяйки дома появляться не спешила. Хотя и знала, что Наталья на нее ни сердиться, ни обижаться никогда не будет.

Наталья еще раз шумно потянула носом воздух (это специально для нее, для домоправительницы) и заявила неожиданно жалобным голосом:

– А я голодная, как… С утра ничего не ела!

– Ой! – Инесса Яковлевна убежала, мелко семеня ножками в туфельках с каблучками.

Обычно она дома носила мягкие лопоухие тапочки-зайчики; даже во время их общих трапез. Значит, визит Соломона для нее что-то значил.

– Ну, правильно, – озвучил ее мысль американец, бывший советский одессит, – мы же земляки. У нас с Инессой Яковлевной общих знакомых… не пересчитать!

– Я так понимаю, вы этим сейчас и занимались? – опять добавила яду в голос Наталья, усаживаясь на свое любимое место за столом.

Место это было примечательно тем, что с него были прекрасно видны и дверь, и огромное панорамное окно. А еще – кувырком назад можно было оказаться у другой, совсем неприметной двери, что открывалась к лестнице, ведущей в подвал. Точнее это в России, или в той же Одессе был бы подвал. А здесь, как и в каждом уважающем себя израильском жилище, за дверью скрывался настоящий бункер, в котором можно было надежно укрыться от нападения. Больше того – из этого бомбоубежища на соседнюю улицу вел подземный ход; неширокий, но вполне проходимый – до неприметного особнячка, записанного совсем на другое физическое лицо. Наталья улыбнулась еще раз – вспомнила, с каким трудом и предосторожностям доставляла сюда небольшую горнопроходческую машину, а обратно – на поверхность – кубометры грунта. А еще – с каким ошарашенным видом впервые нырнул в этот бункер подполковник Емельянов. Это потом он, гуляя с супругой и ребенком по улицам Тель-Авива, привык, что все новостройки начинаются на немыслимой глубине – с учетом обязательного строительства подземного убежища.

Соломон, наверное, принял последнюю улыбку на свой счет. Он приподнялся со стула и вознамерился было поухаживать за голодной Мышкой – предложить ей что-то из манящих взгляд, а более того желудок, яств, уже представленных на столе.

– Соломон Моисеевич! – с укоризной протянула домоправительница, возникая в проеме третьей двери, что вела на кухню, – сначала первое. Хотя бы пару ложек. А вы пока лучше шампанского Наталье налейте.

Увы – бутылку со строгой наклейкой на французском языке, сообщавшей, что нигде, кроме провинции Шампань, настоящего шампанского больше не делают – уже держал Николай-старший. Наталья благосклонно кивнула ему, а потом и Инессе Яковлевне – когда отправила в рот первую ложку с наваристым борщом. Мычать от удовольствия она не стала, но заработала ложкой очень быстро; много быстрее, чем пристало княгине Мышкиной. Так она стучала ложкой по дну тарелки в детском доме, а потом в училище. На мгновенье пришло ощущение, что вокруг опять собралась большая дружная семья, и что… Тут ее взгляд наткнулся на грустные, ждущие чего-то глаза Соломона, и она, помедлив, кивнула – словно сейчас, на этот вечер, пустила его в свою семью.

С этого момента вечер потек совершенно непринужденно, легко. Слова и тосты рождались сами, и смех был абсолютно искренним. До тех пор, пока Николай-младший не засопел на руках отца.

– Так, – обвела всех взглядом подполковник Крупина, решившая, что наступил тот час, когда пора приступать к делу – к тому самому, с которым тут появился Соломон, – Емельяновы, спать!

На часах только недавно пробило половину девятого, но ни Лидия, ни Николай возражать не стали. Они уже знали, что когда Мышка говорит вот таким тоном, нужно не спорить, а беспрекословно следовать каждому ее слову. Потому что это был не каприз взбаломошной княгини, она же Ирина Рувимчик, а приказ командира – трезвый и абсолютно обоснованный. Емельяновы тут же шагнули к двери, чтобы получить новый приказ:

– Не туда!

Она махнула себе за спину; этот жест означал, что два Николая и Лидия будут ночевать сегодня в другом, неприметном особняке. Кровати там были такие же мягкие; удобства… Ну что можно было придумать еще, кроме самых нужных? Золотой унитаз? Ванную, инкрустированную бриллиантами? Лидка немного капризно поджала губы – поняла, что их банально выпроваживают. Николай понял больше – Наталья сейчас ограждала его семью от вестей, и, может быть… Нет – не может быть, а определенно – от неприятностей, что принес с собой этот бойкий старичок с мудрыми и грустными глазами.

Дверь за ними практически беззвучно захлопнулась, и Наталья перевела взгляд на домоправительницу.

– Спасибо, Инесса Яковлевна…

В этом «спасибо» старушка поняла и приняла не только благодарность за действительно вкусный ужин, но и слабо замаскированное пожелание: «А не погулять ли вам, дорогуша, на сон грядущий?». Она так и ответила, совсем без обиды: