Геннадий Демарев - Петля

На заре юности мы склонны создавать в своём буйном воображении розовые замки, витать в облаках, верить в существование «добрых людей» и сказки. Будучи преисполнены щенячьим оптимизмом, мы строим на будущее нечто cхожее c наполеоновскими планами. В это благодатное время никому из нас не приходит в голову, что жизнь может сложиться по-иному, что даже наиболее безупречный план может оказаться под угрозой от какого-нибудь невзрачного на вид облачка, порыва ветра или неучтённого затмения. Даже люди с повышенным интеллектуальным потенциалом, получившие наилучшее образование, не могут похвастать, что знают жизнь и её законы настолько, чтобы суметь предвидеть за горизонтом наличие причудливого поворота или барьера.

Независимо от материальной устроенности бытия, всякий мужчина рано или поздно приближается к желанию обладать женщиной (хотя, скажем прямо, истинным обладателем является именно последняя). И на этом поприще, которое более шатко, нежели какое бы то ни было иное, он, строя планы на будущее, основываясь на иллюзиях восприятия образа будущей своей половины, склонен ошибаться. Сия ошибка в одно прекрасное время свалится на его голову ударом тем большим, тем более сокрушительным и беспощадным, чем сильнее он поддавался влиянию иллюзии на начальном этапе.

Как исправить такое положение вещей и возможно ли сие вообще? Будь человек созданием вроде компьютера – бесчувственным, без собственного «эго», без амбиций и прочего, – он, создав план жизни, мог бы придерживаться его неукоснительно. Это могло бы выглядеть, по меньшей мере, серо, скучно, даже тупо, зато идеально правильно и безошибочно. Но, поскольку каждый из нас таит в себе разнообразие, многогранность, бесконечность и радужность в мечтах, эмоциях и влечениях и порою стремится к чему-либо, руководствуясь необъяснимыми подсознательными порывами, то не отсюда ли и вытекает обречённость на ошибки? Это – неотъемлемое качество человека, его право, рок, фатум, карма. Иначе он не сумел бы удостоиться звания «высочайшей и тончайшей из эфемерид»…

Итак, человек устроен таким образом, что первая часть его жизни уходит на свершение ошибок, а вторая – на тщетные попытки их исправить. В этом кроется ключ к осмыслению всей истории человеческого стада; в этом же состоит основной принцип тысячелетней человеческой комедии, исполненной неисчислимым количеством суеты, страхов, трагизма, страданий, предательства, блуда и веселья…

Когда мужчина, пребывающий в самом расцвете сил, лежит на диване, с отрешённым видом уставившись в потолок, это означает не просто отсутствие у него весёлого настроения, но и наличие той опасной доли отчаяния, которая может подтолкнуть его к свершению нехороших поступков. Не зря церковь причисляет подобное состояние к проискам «врага рода человеческого».

Андрей Винокуров, лёжа на диване, предавался размышлениям над старыми, как сама Русь, вопросами: «Что делать?» и «Кто виноват?» А точнее: «Что делать с такой семейной жизнью?» и «Почему же всё получилось именно так?».

Несомненно одно: для того, чтобы сорокалетний мужчина задавался подобными вопросами, необходим достаточно внушительный повод. Последний выглядел довольно банальным, чтобы ничему не удивляться, достаточно пошлым, чтобы с кем-то советоваться, и в достаточной мере обидным, чтобы впасть в хандру: жена, которую он раньше превозносил до седьмого неба, разлюбила его и стала презирать. Это продолжается уже в течение нескольких лет. Первые симптомы были весьма мучительными, но в то время в памяти обоих сохранялось столь много приятных эпизодов их отношений, что размолвки быстро завершались взаимным приливом нежности и, казалось, забывались. Проходило некоторое время, появлялся новый повод, и размолвка снова возрождалась. Спустя год или два размолвки превратились в ссоры, периоды мира между ними становились менее продолжительными, а поводом для очередной вспышки мог послужить сущий пустяк. Супруги во время бурь вели себя по-разному, но их объединяло то, что каждый из них полагал себя более важным звеном семьи, нежели другой, приписывал себе больше заслуг и, соответственно, претендовал на большую порцию понимания, внимания и уважения.

Когда Андрей впервые встретил Надежду, ему было двадцать пять лет. К тому времени он заканчивал заочно педагогический институт, преподавал в школе историю, имел кучу проектов на будущее и пользовался в своей сфере тем необходимым авторитетом, который накладывает на портрет человека известную долю воли и оптимизма. Блеск голубых глаз, эти самые воля и оптимизм, сочетаемые с тёмно-русыми волосами, высоким ростом, молодостью и энергичностью, поневоле обращали внимание к его особе со стороны представительниц противоположного пола.

Это были «добрые советские времена», когда человеческое стадо ещё стремилось жить по принципу «человек человеку друг, товарищ и брат», когда воспитанные на романах Дюма и Мопассана интеллигентные люди старались проявлять учтивость в отношениях с окружающими и полагать себя частицей «великой страны».

Он познакомился с Надей случайно (если на миг позабыть о том, что во Вселенной случайностей просто не существует). Троллейбус, в котором ехал Андрей, сломался у здания винницкой тюрьмы. Пассажирам объявили, что «финита ля комедия», потому все начали покидать салон. Он вышел вместе со всеми, закурил, и вдруг заметил впереди незнакомку с толстой косой каштанового оттенка, красивым бюстом, лебединой походкой и необъяснимым отпечатком света на миловидном лице. Он вспомнил, что эта дама ехала с ним в троллейбусе. Нечто всемогущее увлекло его за ней. Нечто властное и неумолимое велело: «Ты должен её догнать!»

В то утро он не был «в ударе», когда мужчине знакомство даётся чрезвычайно легко. Он только что вернулся в родной город из деревни, где преподавал. Дорога его нисколько не утомила, как и бессонная ночь, проведенная в районном курятнике, именуемом пышным словечком «гостиница». Накануне его взволновал небольшой скандальчик, происшедший в школе, в котором главным действующим лицом был он. Как классный руководитель Винокуров «был обязан контролировать каждый шаг вверенных ему детей» (со слов заведующего районным отделом образования); «…как же объяснить тот факт, что одна из его учениц оказалась в интересном положении?» «Экая ерунда, – успокаивал себя молодой учитель. – Конечно, я обязан нести ответственность за нравственность и здоровье детей в рабочее время, но не могу же я следить за ними по вечерам и ночам!»