Дмитрий Пшеничный - Превосходство

Пиковый туз, совсем позабытый занятыми погребением моряками, вскоре оказался на дощатом полу палубы. Преодолевая крупную волну, корабль покачнулся, и карта очутилась совсем рядом с Нэшем. Он подобрал заляпанный кровью кусочек бумаги и принялся с интересом его рассматривать. Внезапно рядом раздался хорошо знакомый голос – Нэш знал его лучше любого другого на этом корабле.

– Странная карта этот пиковый туз, – загадочно произнёс Энди Кейнелл.

– Почему? – холодно поинтересовался Нэш.

– Карта смерти. Во всяком случае, так верит большинство ребят.

– Масть как масть, брехня это всё, – гневно отозвался Нэш. Он крайне устал от многочисленных правил и верований, принятых у экипажа «Кокетки».

– Суть не в том, что ты об этом думаешь. То, что думают люди, вот что важно. Тот, кто порезал Винса, в курсе о традициях. И это знак, понятный тем, кому он адресовался.

– Тебе виднее, – согласился Нэш, продолжая вертеть карту в руках.

Энди задумчиво чесал подбородок, когда вдруг спросил:

– Ты же не думаешь, что его Льюис прикончил?

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

– Ты мне кажешься умным, – пожал плечами Энди. – Может, это я чего не понимаю, но Лу тут точно не причём.

– Баккеру просто нужно было успокоить людей, как можно скорее огласить и покарать убийцу. Я уверен, что он и сам сейчас сидит и голову ломает, что на самом деле произошло, – заключил Нэш.

– Верно, – Энди кивнул и уставился в море. – Но кто тогда?

– Вот это и есть самый интересный вопрос, – немного лениво протянул Нэш, не поднимая глаз на собеседника.

– Чёрт… среди нас на борту человек, который отправил Мейсона в ад, а мы так и дальше поплывём, даже не выяснив, кто он.

В этот момент рядом показались пять или шесть матросов. Они подхватили завёрнутое в ткань тело, похожее теперь на большой длинный мешок, и одним движением выбросили его за борт. Судя по тому, как быстро и бесцеремонно была проведена данная операция, первым в своё последнее плавание отправился Льюис. Вскоре подтащили и бывшего квартирмейстера. Моряки вокруг, большинство из которых были в одних только рваных штанах, бородатые и загорелые, больше похожие на диких зверей, чем на представителей христианских конфессий, принялись неистово креститься. Спустя пару мгновений труп Мейсона был также сброшен в воду – чуть более аккуратно, но всё одно без помощи тросов и верёвок.

– А ты случаем не знаешь, кто его пришил? – внезапно спросил Энди.

– Я?.. С чего бы? – вопрос оказался неожиданным для Нэша, но ответил он машинально.

– Чёрт тебя знает. Может что видел, – грустно протянул Энди.

Похлопав приятеля по плечу, он направился в кубрик.

Нэш смотрел ему вслед, прокручивая в голове все те события, что произошли с ним со времени прибытия на Ямайку. Он снова отчётливо вспомнил, что, несмотря на всю чертовщину, которая творилась здесь, на борту «Кокетки», бесконечно важным для него оставалось совершенно другое – та самая секретная экспедиция, в которую ввязал его герцог Бофорт. Том с тоской посмотрел на линию горизонта и понял, что до сих пор ни на дюйм не продвинулся в поисках.

В этот момент он почувствовал чей-то взгляд. Обернувшись, он встретился глазами с Гаем Бруксом, гордо стоявшим на квартердеке. Тот, недобро улыбаясь, насмешливо подмигнул Нэшу. Потом Брукс поднял руку и указал куда-то в море. Том обернулся и увидел, что на самом горизонте, окутанная утренним туманом, стала проступать едва различимая полоска земли.

…Де Винд отстранился от планшета и прислушался. В рубке, казалось, что-то происходило, но уже через мгновение всё стихло.

Протерев глаза и протяжно зевнув, Вукан вернулся к компьютеру. Проведя пальцем по экрану, он намеревался перейти к следующему изображению. Неожиданно показ слайдов прервался, и вместо ожидаемого отсканированного текста перед Вуле образовалась фотография кареглазой брюнетки.

Де Винд невольно улыбнулся. Со времени, как они с Кристиной разошлись, прошло уже года четыре, а он всё ещё в точности помнил запах её волос. Он задумчиво уставился в стенку и представил её голос. Звонкий, мелодичный… его бывшая супруга всегда так тонко и аккуратно произносила слова, особенно на русском. У Вуле, как он ни старался, они получались совсем иначе. Постепенно он освоил русский, относительно свободно заговорил на нём, но полностью убрать акцент так и не смог. А когда волновался, вдобавок к акценту начинал лепить ещё и кучу грамматических ошибок, переходя на некий симбиоз русского с македонским.

«Македонец? Бабушка считала себя сербкой. Впрочем, какая разница? Теперь уже вообще канадец…»

Последняя мысль вновь заставила его улыбнуться. Когда они с матерью переехали в Монреаль, Вуле было не больше пяти. Она вышла замуж за англофона, в свою очередь выходца из Ирландии, а маленький мальчик таким образом оказался в абсолютно чужой, вдобавок двуязычной среде. С тех пор к сербскому и македонскому, которые он знал с юного возраста, родившись в небольшом городке на самой границе двух маленьких государств, мальчик добавил французский и английский. Позднее, за счёт нескольких лет работы в России и, главным образом, благодаря знакомству с местной студенткой университета Кристиной, Де Винд добавил в свою лингвистическую копилку ещё один славянский язык – русский.

Вуле ещё раз провёл пальцем по изображению девушки, а затем резко, с некоторым остервенением свернул его. Устройство вернуло его на рабочий стол. Часы на экране показывали восемь минут десятого.

«В Москве на час больше. Хотя она может быть где угодно. В Париже, в Мадриде, или ещё где-нибудь. Естественно, с этим чудаком… Почему не съездить…»

Вспомнив лицо нового избранника Кристины, Де Винд невольно поморщился.

«И что она в нём нашла? Отсутствие мозгов, полное отсутствие шарма, никакой изюминки. Ну да, он же „от мира сего“. С ним самое оно прошвырнуться по клубам. Куда тут с археологией…»

В глубине души Вуле не злился на Кристину. Он всё ещё её любил, но не сказать, что разлука так уж сильно его терзала. Куда важнее для него было её благополучие – пускай с другим, зато в стабильности и спокойствии. Ещё важнее для него было благополучие маленького ангелочка Миры. Её он тоже давно не видел – года два, но разве в этом была вина Кристины? Нет, скорее это он сам виноват. Нужно было звонить, узнавать, договариваться. Но ему всё было некогда, он больше думал о проблемах человечества, чем о собственной семье.

«Так она и говорила – работа тебя волнует больше семьи. А может всё дело в деньгах? Может это всё ради карьеры?»

Де Винд уже собирался мысленно возразить, когда его внутренний диалог был прерван появившимся Серёгой.