Александра Гром - Велислава. От страхов к величию

– Прошу прощения, но мне может кто-нибудь объяснить, что происходит?

Я думала, ответит Первый, но до моей скромной персоны снисходит Третий:

– Давид тебе объяснит… кое-что.

Звучит так, словно мне скажут «а», отложив знакомство с остальными буквами алфавита на неопределенный срок.

– А почему не все? – Надеюсь, они не решат, что я наглею.

– Все… Если совет даст согласие, то он расскажет тебе все.

– Я не сомневаюсь, что решение совета будет мудрым. – Эта реплика Давида вызывает смешки у всех четверых гостей. Какое удивительное единодушие! – А если оно еще и своевременным окажется…

– Не забывайся! – Третий резко обрывает парня. Какой же он все-таки нервный. – Решения совета всегда мудры и своевременны.

После этой фразы лицо Давида приобретает странное выражение, как будто он сходу может привести несколько примеров, доказывающих обратное. Однако парень сдерживает себя.

– Да будет так.

Прозвучало несколько архаично и странно, но четверка воспринимает такую покладистость на ура.

– Вези ее домой, проводи короткую разъяснительную беседу и жди дальнейших указаний, – озадачивает Давида Первый, вставая с кресла. Его примеру следуют и остальные.

Через минуту в помещении остаемся только мы с Давидом.

– Домой?

Я киваю. Любопытство и нетерпение – не очень приятный коктейль. Я радуюсь, что ближайшие тридцать или сорок минут мне предстоит спать, а не изводить себя ожиданием и предвкушением близкого раскрытия тайны.

Мы с Давидом стоим на улице перед подъездом дома, где я живу.

– Доброй ночи, Виталий! Вы мне сегодня больше не понадобитесь, – парень отпускает своего водителя, вернее, он пытается это сделать.

– Но, господин Розман…

– Мне необходимо проводить свою спутницу до квартиры и удостовериться, что ей по дороге не станет вновь плохо.

Когда это мне было плохо? Или он имеет в виду мои отключки во время пути, им же и устроенные? К чему такая конспирация? Раньше подобных проблем не возникало. Странно.

– Как же вы доберетесь? – Голос у Виталия очень растерянный.

– На такси доеду. Я не знаю насколько задержусь, так что поезжайте домой – уже поздно.

Мужчине приходиться смириться с тем, что довести до ума свою работу сегодня он не сможет. Как только Давид закрывает дверцу, автомобиль мягко трогается с места.

Парень оборачивается ко мне.

– Ведите меня.

После этих слов я вдруг четко представляю наш дальнейший маршрут. Сейчас мы войдем в подъезд, где встретим Николая Федоровича, он как раз в это время выгуливает собаку. Некоторое время будем ждать лифт, а, когда откроются двери, из него выйдет Женечка, вечно забывающая в магазине какую-нибудь мелочь и непременно возвращающаяся за ней. На лестничную площадку, пока я буду возиться с ключами, обязательно выглянет Зоя Михайловна, чтобы поздороваться. Потом все эти замечательные люди сочтут своим долгом позвонить моей маме, чтобы доложить с кем и когда меня видели. Затем мама позвонит мне… Столько возможностей закону подлости в отношении меня еще ни разу не выпадало.

Возвращаюсь из мира грез, то есть кошмаров, и вижу, что Давид уже стоит рядом, держит меня за руку и внимательно смотрит в глаза.

– Вела, еще раз спрашиваю: что-то не так?

Я отрицательно качаю головой и тяжело вздыхаю.

– Идемте. – Звучит так обреченно и жалко, даже самой противно.

Входная дверь подъезда тихо, но неприятно скрипит, впуская нас, однако заядлый собачник, бывший мамин коллега, навстречу не выходит. Один – ноль в мою пользу.

В тишине ждем лифт. Створки открываются… Женечки там нет. Два – ноль.

Лифт ползет на четвертый этаж.

– Вы меня кофе угощать будете? – неожиданно спрашивает Давид.

– Хм… а вы хотите? – Я несколько удивлена таким вопросом.

– Было бы замечательно.

– Значит, буду.

Вот и мой этаж. Стараюсь греметь ключами как можно тише, хотя понимаю, что не поможет. Ура! Я успеваю затолкнуть Давида в квартиру и чуть прикрыть дверь, до того как в щелку выглядывает соседка.

– Здравствуй, Велочка! Что-то ты припозднилась сегодня.

– Добрый вечер, Зоя Михайловна! – говорю как можно спокойнее, а про себя молюсь, чтобы парень не стал мне еще какие-нибудь вопросы задавать. – В магазине книги после смены расставлять пришлось, потом в кафе забежала.

– Неужели до дома пешком добиралась? Поздно ведь!

– А я с коллегой была, – сочиняю прямо на ходу, но выходит удивительно складно, – за ней на машине приехали, ну и меня подвезли.

– Тогда ладно.

Так и подмывает поинтересоваться, будет ли она звонить маме. Вместо этого я, вежливо улыбаясь, прощаюсь и закрываю дверь.

– Три – ноль.

– Простите?

Ой!

– Ничего. Это я… Мысли вслух.

Включаю свет и начинаю раздеваться. Самостоятельно стягиваю шарф с шапкой. Пальто мне, конечно же, снять помогают.

– А вам не говорили, что врать нехорошо?

– Нехорошо, но порой необходимо. Лучше соврать в малом, чем потом лгать по-крупному. – Наверное, так оно и есть, но практиковать подобное мне раньше не приходилось. Не скажу, что я патологически честная, просто обманывать не умею.

– Вы верите в существование меньшего зла?

Откуда мне знать, я философскими изысканиями на эту тему не занималась и не собираюсь.

– Понятия не имею, – обрываю назревающую дискуссию. – Тапочки не предлагаю – в квартире чисто и пол теплый.

Быстренько снимаю сапоги и прохожу на кухню ставить чайник.

– А вы к кофе что будете?

– А что есть? – отзывается Давид из прихожей, все еще шурша одеждой.

Интересно, это он сейчас про еду или про сахар-сливки-молоко? Хотя нет, он, насколько я помню, предпочитает черный. Значит, все-таки про еду.

– Я блины утром пекла. – Залезаю за тарелкой в холодильник. – Варенье есть…клубничное, сметана… Может, тогда лучше чай?

– Давайте чай.

Оборачиваюсь и вижу, что парень уже стоит возле стола. Место занять без разрешения воспитание ему не позволяет.

– Вы присаживайтесь! Если нужно, то можете воспользоваться ванной. – Я киваю на дверь рядом с входной.

– Спасибо.

Естественно, Давид первым делом отправляется в ванную.

Сама мою руки тут же, под краном. Накрываю на стол и грею блины. Куда он пропал? Выхожу в прихожую. Там Давид медитирует на зеркало, медленно поглаживая раму.

– Все в порядке? – возвращаю его же вопрос.

– Все хорошо. – Его голос звучит как-то медленно, тягуче. – Антиквариат?

– Да, мой дядя любил старые и дорогие вещи. Когда оба этих определения подходили одному предмету, он просто впадал в эйфорию… Чай, кстати, готов.

Давид отрывается от рамы и покорно идет за мной, по пути продолжая допрос.

– Вы говорите о нем в прошедшем времени. Он умер?

И где такт потерялся?