Вера Мосова - Суженый мой, ряженый

– Да. Но он мне такой же родной, как и ты, запомни! Я никогда вас не разделял.

– А он знает?

– Пока нет, но однажды всё равно узнает.

Никита замолчал, переваривая услышанное. Егор внимательно смотрел на него. Когда-то должен был настать этот час. Ещё и Тимофею предстоит узнать всю правду. Никиту она потрясла. А что же тогда с Тимохой-то станется?

*Куть – место в избе напротив устья русской печи.

Проводив гостей до станции, Иван вернулся домой, распряг лошадь и послал Степана на реку выкупать её. Умоталась, бедная. Уж больно денёк жаркий выдался. Тимофей вызвался поехать вместе с братом. Тогда Иван вывел из конюшни жеребца с задорной кличкой Ветерок, и помог племяннику взобраться на него.

– Не упадёшь? – спросил он парня, который не очень уверенно управлялся с конём.

– Постараюсь! – весело ответил Тимоха.

– Этот смирёной! Не такой, как Графиня, та у нас норовистая. Ты сильно-то не погоняй его, езжай потихоньку, тогда точно не свалишься.

Маруся с тревогой смотрела на сына.

– Держись крепче! – крикнула она ему.

– Не бойся, матушка! Я же не в первый раз, меня дед Прохор сажал на коня в детстве, – уверенно ответил Тимоха, но мать сомнительно покачала головой.

Молодая резвая кобыла по кличке Графиня уже в нетерпении вытанцовывала под Стёпкой. Она была дочерью Ласточки и Буянки, которых Маруся помнила ещё со времён своего девичества. Прохор всегда держал лошадей, любил он этих умных и доверчивых животных. Да и какое хозяйство без лошади? Пахать, боронить, сено да дрова возить – много работы для них находится. Вот и Иван теперь, как когда-то отец, с любовью и заботой содержит своих четвероногих помощников.

Тимофей, слегка покачиваясь в седле, двинулся за Степаном, ехавшим впереди. Маруся, стоя у ворот, смотрела ему вслед. Убедившись, что сын всё-таки неплохо держится на коне, она отправилась в огород – надо помочь матушке с прополкой. Там, повязав головы белыми платками, уже трудились девицы. Они пололи длинные борозды и весело переговаривались меж собой.

– Фу, какой колючий сорняк! – ворчала Нюта. – Я все пальцы исколола!

– Это осот! Он противный! – отвечала ей Ася со знанием дела. – А ты бери его поближе к корню, там не так колется.

– Мне больше нравится лебеду рвать, она легко выдёргивается, не то, что этот осот.

– А мне мокрицу! – рассмеялась в ответ Ася. – Она и вовсе легко рвётся, будто сама из земли выскакивает, да ещё и все соседние росточки за собой тянет.

– Точно! – рассмеялась Нюта.

Маруся взяла старое ведро и присоединилась к работницам.

– Ну что, девоньки, будем полоть наперегонки? – весело спросила она.

– Будем! – дружно ответили обе и быстрее заработали руками.

Маруся улыбнулась и приступила к прополке. Запах вырываемых трав унёс её мыслями в далёкое прошлое, когда они с Нюрой вот так же двигались по соседним бороздам, весело перекликаясь во время работы. Хорошая была пора. За родительской спиной, как за надёжной стеной живётся. Словно невидимый заслон оберегает от бед. А теперь уж и они с Егором заслоняют своих выросших детей. Немного уже им осталось подле родительского тепла согреваться, скоро полетят птенцы свои гнёзда вить. Не стоит жизнь-то на месте.

Она ещё не успела пройти до конца свою борозду, когда в огороде появился Тимофей и окликнул её. По выражению его лица Маруся поняла – что-то стряслось. Она внимательно посмотрела на парня.

– Поговорить хочу! – резко бросил сын и направился к скамейке.

Садясь, он со злостью ударил по сиденью кулаком. Маруся прошла к бочке с водой, стоящей под водостоком позади конюшни, помыла в ней руки и, вытирая их о передник, поспешила к сыну.

– Что такое случилось? – спросила она, усаживаясь рядом.

– Кто мой отец? – сурово спросил он.

– Тот, кто вырастил тебя и всегда любил, – постаралась как можно спокойнее отвечать Маруся, хотя внутри у неё всё сжалось в комок. Вот и пришло время держать ответ перед сыном.

– Это правда, что он мне не родной отец? – напористо спрашивал Тимоха.

– Правда. Но это ничего не меняет. Он всегда считал тебя своим сыном.

– Расскажи мне про родного отца. Я хочу знать правду! – всё так же сурово продолжал сын.

– А чего о нём рассказывать? Шрам вот этот видишь? – она повернулась к сыну, показывая щёку.

Тот кивнул. Этот шрам он с детства помнил.

– Вот тебе и весь сказ про твоего отца!

Они оба сидели молча, думая каждый о своём, вернее, об одном и том же, но всяк по-своему.

– Это Сано тебе сказал? – нарушила тишину Маруся.

Тимофей кивнул:

– На реке его встретили. Он обниматься полез. Здравствуй, мол, сынок, какой ты взрослый стал, всю жизнь тебя люблю, но разлучила нас твоя матушка.

– Понятно. Пьяный опять?

Сын снова кивнул.

– Почему ты мне раньше не говорила?

– Тебя эта новость порадовала бы? – резко спросила Маруся.

Он пожал плечами.

– Ты сейчас злишься.

– Ещё бы! – с вызовом произнёс Тимофей.

– Ну вот! А тебе ведь уже семнадцать годов, восемнадцатый идёт. А если бы ты мальцом это узнал? Как бы ты пережил?

Сын задумчиво молчал.

– Мы с отцом просто берегли тебя, пойми это и постарайся не серчать на нас. В жизни всякое случается. А если ты думаешь, что живя с другим отцом, был бы счастливее, то сильно ошибаешься. Посмотри на Сану и на Егора. И сравни, – спокойно продолжала Маруся.

Так же спокойно она рассказала сыну про своё первое замужество, как несладко приходилось ей в чужом дому, как ворчала вечно недовольная свекровь, как издевались золовушки, и лишь один человек встал тогда на её защиту. Не Сано, нет. Егор! У Сана кишка тонка на что-то стоящее. А вот пить да жаловаться у него хорошо получается. В этом он преуспел.

– Я чего ж ты за него пошла, коли он так плох? Почему сразу другого брата не выбрала? – спросил Тимоха.

– Нет, Тима, не так уж он плох. Просто он другой. Он может быть и добрым, и заботливым. Да и мастер хороший был, пока не запил. Видел розу железную у бабушки в вазе? Это он когда-то выковал для меня.

Сын кивнул. Этот цветок ему очень нравился. Он и сам однажды пытался сделать что-то подобное. А Маруся продолжала:

– Не такой уж он и плохой, просто слабый. До брата-то ему, ой, как далеко! А пошла я за него, потому что Егора в ту пору ещё не знала, жизни не знала.

– Не пойму я тебя, матушка, говоришь, что слабый он был, а он тебе вон какой шрам оставил!

– Глупый ты ещё, сын, хоть и большой вырос! – вздохнула Маруся. – Чтобы бабу побить, силы много не надо. А сдержаться да не дать волю рукам – вот тут она, истинная сила-то и проявляется. Это только слабые мужики на своих бабах отыгрываются. Дед твой, Прохор, крутого нрава был мужик, а я не помню ни единого разу, чтоб он матушку ударил. Так и прожили они всю жизнь в мире да в ладу. Ты норовом-то в него пошёл, такой же горячий. А лицом – в родного отца. Да и, слава Богу, что только лицом!