GVELA - Выверты судьбы

Пока стою под струями теплой воды, вспомнился первый мой раз с отцом. Впрочем, это мое единственное воспоминание, от которого и идет отчет моей жизни. И даже в эти два года иногда случались пробелы в памяти. Думаю, просто в эти дни отец был особо зол, и это последствия.

В тот день он приперся в полный ноль. Как вообще доперся до двери, удивительно. Возможно, и на карачках. Я осторожно уложил его, доволоча от двери к дивану в зале. Хотел было отстраниться, хрен. Прижал, как в тески зажал. Я потрепыхался, пытаясь выбраться, бесполезно. Пролежав так несколько минут, отец мутным взглядом посмотрел на меня, и сказав «шлюха», впился в мои губы жестким поцелуем. Я просто одеревенел, не понимая, что происходит.

Пусть пьяный, но силы хватило перевернуться и подмять меня под себя. Все мои трепыхания, пресеклись на корню в жёстком захвате рук. Я, как затравленный зверек, лежал и смотрел на перекошенное багровое лицо своего собственного отца. Странно, почему-то именно это я помню отлично, а что было перед этим – нет.

– Шлюха, – снова повторил он и поцеловал, второй рукой стаскивая с меня штаны. Меня как битой по башке долбанули. Двинуться не могу, смотрю что происходит, словно со стороны, и понять не могу, как так можно, с собственным сыном?!

– Папа, – пролепетал я, – зачем?

– Заткнись, тварь! – от удар по лицу, перед глазами поплыло. Болезненно, но не смертельно. В шоке смотрел, как отец, лежа на мне, стаскивает мои трусы, а затем свои.

А дальше переворот меня на живот, мои всхлипы, мольбы, чтобы он опомнился. Я же его сын, но он только зло что-то выкрикивал и попытался со всего размаха войти в меня. Боль была дикая! Я заорал как резаный! И снова получив по голове отключился, как мне кажется. Потому что пришел в себя, чувствуя толчки в заднице, жуткое жжение и боль. От ужаса я просто ревел в голос, уже перестав трепыхаться. Это сейчас понимаю, что мне в чем-то повезло. После выпивки член отца был полувялым, что и спасло от разрывов. Елозил он на мне долго, все никак не мог кончить. Когда он наконец-то угомонился и заснул прямо так, на мне, я тихо, как сомнамбула выполз из-под него и побрел в ванную. Просидел под душем, остервенело отмывая себя, и разревелся, тихо поскуливая, как побитая собака, увидев как по ногам стекает сукровица вперемешку со спермой. Помню, сильнее хотелось сдохнуть самому, чем его убить. Но жить, мне хотелось больше… А утром… Отец, как ни в чем не бывало, постучал в дверь ванной и поинтересовался, жив ли я или умер, и, не получив ответа, хмыкнув, ушел в зал.

Меня поражала его способность упиваться в усмерть, а на утро быть как огурчик и, что характерно, помнить все, что чудил по пьяни. Следовательно, он помнил и не раскаивался. Какое это омерзительное чувство, когда тебя предает тот, кому ты безгранично доверял. А доверял ли? Не помню.

Выйти к нему и посмотреть в его ублюдочные глаза, сил не было. Я так и остался в ванной. Но через минуту стук в дверь повторился. Я никак не отреагировал. Отец пинком вышиб дверь, словно она была и не закрыта вовсе, положил мне чистое белье и одежду на столик, и со словами: «Опоздаешь в школу», вышел.

Я одевался механически и таким же пришибленным весь день проходил и в школе. В голове был такой дурдом, что настоящие психи бы обзавидовались. Хотелось повеситься от стыда, убить отца в самых изощрённых вариантах, и много вообще всякой фигни в голову лезло. Не тогда, конечно, намного позже постоянные раздумья, все же неожиданно свелись к мысли, найти мою мать и брата, чтобы отомстить за то, что бросили меня с этим подонком. Жена должна была знать, об отклонении в мозгах у своего мужа. Выходит, она понимала с кем и для чего оставляет своего младшего сына. А чтобы найти, я должен стать совершеннолетним. Только тогда этот ублюдок не смог бы приволочь меня обратно с помощью полиции. И конечно же, время было не обходимо, чтоб подкопить денег для поисков мамаши и брата, и просто свалить, не сдохнув с голода. В тот вечер, когда я вернулся домой, меня ждал повтор предыдущей ночи. Побои и боль в заднице я воспринял спокойно, как – будто вымерзая изнутри. У меня появилась цель. А тело, боль, унижения – это, так, незначительные помехи. Но по сути, я просто обезопасил себя, чтобы не сойти с ума от происходящего.

Теперь же я не боюсь отца как раньше, просто не хочется быть избитым, да и позволять себя бить тоже, зная, что вполне можешь дать сдачу. Врезать-то врежешь, но проблем потом будет гораздо больше. Кто сказал, что он не способен придумать какую-нибудь хрень, покалечив меня так, что и не снилось. Верить в «авось пронесет», не мой случай.

Тогда, на второй день, когда полкласса интересовалось, кто отоварил меня по лицу, а я до дрожи в руках боялся, что классуха отправит в медпункт на обследование, и все вскроется. Синие отметин пальцев на моей заднице могли рассказать о многом. И если о том, что произошло узнают мои одноклассники… У! Тогда лучше спрыгнуть с крыши сразу, потому что, все равно спрыгнешь, затравят. Отмазка, что подрался с кем-то во дворе, прокатила. Меня показательно выставили перед всем классом, как пример, что случается с тем, кто плохо себя ведет, и отчитав, отпустили на все четыре стороны. А идя домой, глаза сами наткнулись на стенд с парнем в кимоно. Я и завернул в тот неприметный переулочек. И не жалею. Записаться в секцию кикбоксинга, пожалуй, мой самый умный поступок за всю мою жизнь. Занимаюсь и по сей день. Звезд с неба, конечно, не хватаю, но в пятерке лучших числюсь. Отец об этом не знает, и я не стремлюсь, чтобы узнал.

Мне осталось подождать совсем чуть-чуть и я, наконец, стану свободен!

И снова, утро. Значит, и школа. Как же я ненавижу эту проклятую школу! А после нее сразу же на работу. Жутко хочется просто поспать! Но если в школе есть выходные дни, то на моей работе это понедельник, что не совпадает со школьным отдыхом. Так, что кручусь, как хомяк в колесе, периодически падая на спину, закатив глаза и складывая лапки.

– Терк, вчера забыл тебе сказать, – произносит отец, пока наливаю ему кофе в кружку. Я, отвернувшись, кривлюсь, чтобы он не видел. Смешно. Он забыл сказать? Ага, как же… просто мозги были заняты другим, как бы побыстрее разложить своего сына и поиметь в свое удовольствие.

– Что? – пытаюсь разыграть подобие интереса.

– Мы переезжаем, – произносит он, а у меня внутри все переворачивается. Возражать ему в открытую я не могу, последствия могут быть плачевными, от реанимации до запирания меня в кладовке на хлебе и воде.

– Школа и работа, как с ними быть? – спрашиваю холодно и спокойно.

– Работу найдешь другую, школа новая. Тебе учиться осталось пшик. А мне хорошее место предложили. Терять шанс выбиться в люди, я не собираюсь.

– Ясно, – понимаю, что только из-за того, что отец станет работать, и я его, соответственно, реже видеть, переезд мне кажется потрясающе замечательной идеей. – Сколько у меня времени на сборы?