Александр Травников - Завтра будет потом. Роман про шпионов. Книга вторая

Для НАТИВы интерес представляла любая информация. Нарушение прав на выезд в Израиль – это конечно важно. Но еще важнее был сбор информации через опекаемую НАТИВой диаспору любого, на выбор, характера. Научного, военного, политического.

Израилю, как государству в окружении врагов, нужны были солдаты, специалисты, ученые. Тому, кто платил, нужен был и более широкий круг знаний. В том числе из области военной и политической. B вот это, уже извините за прямоту, называется шпионаж.

НАТИВа в обмен на информацию и сотрудничество гарантировала своим подопечным во всём мире защиту и помощь. И всё это реально не только декларировалось, но предоставлялось.

Вот потому, согласитесь, брать в спецслужбу, в КГБ, активистов и подопечных НАТИВы – это было уже по меньшей мере глупо. По большому счёту и по законам спецслужб – преступно.

Поэтому вернёмся на исходную. Фильтр в Высшую школу КГБ СССР – это вовсе не национальность. Это прямое или косвенное отношение к спецслужбе чужого государства. Есть контакт – нет работы в спецслужбах.

Вот как-то так получалось. Поэтому, если ты приехал из Мухосранска СССР, куда ни НАТИВа, ни её представители, даже гипотетически дотянуться не могли, то вопрос национальности в КГБ даже не стоял. Это была зона ответственности тех, кто выбирал и организовывал проверку кандидатов и их последующий отбор.

В СССР особенно всех напрягало то, что НАТИВа в обмен на финансирование всем, чем могла, а могла она многое, делилась со своим спонсором – США. Тем всё было интересно. ЦРУ – оно всеядно.

По этому пятому пункту проверяли весьма досконально. Так мне стало известно обо всех своих предках до седьмого колена. До поступления в Высшую школу КГБ, Я по этому вопросу не просто не парился. Даже не задумывался об этом.

Зато узнал, что никого из тех, кто, даже гипотетически, ни в Краснодаре, ни в Вологде, ни в Москве и Питере (Ленинград тогда), ни в Чебаркуле, ни вообще где-либо в СССР, мог бы заинтересовать НАТИВу и попасть в её картотеку, ни в роду, ни среди родственников у меня не было. Слишком страна велика. Зато узнал, что были те, кто в походах Ермака, Степана Разина, Ивана Болотникова участвовал. Это мне проверяющие меня на соответствие пятому пункту потом рассказали.

То-то я недоумевал, откуда у моего дедушки по наследству иранский шамшир имелся. Говорил он мне, что из походов на Персию привезли. Но тогда я слушал невнимательно. Шамшир— он и есть шамшир, или персидская (иранская) сабля. Она и сейчас у меня. Она даже в танке поездила под Москвой и на Красной Площади в 41—м. Век её рождения, то ли XVI, то ли XVII. Дедушке она от его дедушки досталась, когда тот уходил на Русско—Японскую войну 1905 года. А ему, дедушке дедушки, из зипунов и других трофеев персидского похода Разина. В общем, погуляли и они, и сабля.

Поэтому никто и не удивился потом тому, что у моего однокурсника родной брат в Израиле оказался. Национальность никого и никогда в спецслужбах не интересовала. Интернациональная это организация. Причём любая – если это действительно спецслужба.

Но работать, состоять и числиться одновременно в нескольких спецслужбах, это моветон. То есть неприлично. Причём всегда и везде. Не принято это. Потому не удивляйтесь, что американцы на Израиль обижаются, когда их шпионов ловят. Недоумевают американцы. Мы, мол, вам деньги платим, а вы шпионите.

– А что делать? – отвечают те. – Специфика работы. Любопытство, опять же.

Один из тридцати шести претендентов сдаст экзамены и поступит в Высшую Школу КГБ СССР. Всего один. Но даже и при таком отсеве, будут ошибки и отбора, и выбора.

Зато дальше – еще интереснее. После первичного отбора в Высшую Школу КГБ начинается самое сложное. Практически джунгли. Настоящий естественный отбор. Гонка в пять лет на выживание. Половина, если не больше, до финиша так и не дойдет. И это уже после поступления.

Разный народ. Разная психология. Разное отношение к шпионажу. Если это так, то это явление. Его нужно изучать. Учитывать в работе. Этому нужно учиться.

Вот, например, психология китайцев. Было время, когда шла непримиримая идеологическая война. У них культурная революция и хунвейбины. У нас борьба за Мир во всём мире. Мы им, китайцам так прямо и говорим:

– Вы неправильно всё делаете.

Они нам отвечают почти тем же, но по-своему:

– Сами дураки. Переходите на сторону Китая. Мы вам каждый день гарантируем чашку риса.

Наши смеются. Китайцы не понимают. Но обижаются:

– Разве можно так, в лоб про людей правду говорить? Не порядок. Вы грубые – варвары. Какие такие важные дела с вами можно иметь?

Наконец дошло. Пригласили специалистов. По радио пошли сказки многозначительные рассказывать на Китай. В основном про животных. Тут же пошли отклики.

– Это вы про что речь ведёте? Это Вы такого-то ошибки вскрываете?

Заработала тема.

Или индонезийцы. Слово русское «товар» знаете? Так на индонезийском это означает – «пресная вода». Путешествуя по морям и океанам, они точно знали, что самое главное. За этот «товар» что угодно иногда можно было отдать.

Так вот, хотите испортить индонезийцу жизнь? Нет ничего проще. Торгует он чем-либо. Спрашиваете цену. Тут же даёте, сколько он сказал, и уходите. Всё. Это катастрофа. Почему не сказал, что больше стоит? Угрызения утерянной выгоды испортят жизнь надолго.

В деле разведки и контрразведки еще более сложная картина.

Например, в Японии нет статьи уголовного наказания за шпионаж. И дело это вполне себе уважаемое. Шпионь сам и можешь помогать другому. Но учти. Японцу, если он настоящий японец, следует о предложении пошпионить незамедлительно доложить вышестоящему руководству. За это его ждёт уважение и повышение по службе. Это первый знак, что начальство его недооценивает. Его знания и опыт. И рекомендацию начальство даст, чтобы не обижал уважаемых людей. Они знают к кому обращаться.

В японской разведке тоже были свои традиции и правила. Например, простой уборщик или дворник, если он в японской разведке, вполне мог оказаться по званию даже генерал.

Но вот популярная в Западном мире профессия тайного соглядатая и наёмного убийцы – ниндзя – в Японии наоборот, дело хоть и нужное, но мало уважаемое. Люди эти из низшей касты. Общаться с ними приличным людям не положено. Если что нужно, то только через посредника.

Большой вклад в своё время в изучение национальной психологии внёс русский путешественник и ученый, Миклухо—Маклай. Думаете, кого англичане в Малайзии боялись больше всего? Малайских крисов? Китайских восстаний? Охотников за головами – даяков? Вовсе нет. Орангутанов боялись – лесных людей. Аборигенов.