Александр Кованов - Завтра будет!

Что было… Это точно не сотрётся
Всё это нестираемо, конечно.
Что было, то когда-нибудь, вернётся.
Всё это по спирали вьётся вечно…

И книги, что когда-то мы листали,
И сад, в котором – вечные деревья,
вернутся… Из рассвета, по спирали,
законом ненаписанным… Предвечным.

Всё это мы когда-то в руки брали,
и вкладывали душу, оживляя.
Уходим, чтоб вернуться… По спирали,
на миг, но не на вечность оставляя…

Как быть благодарным?
Делиться
всем тем,
что имеешь,
с другими.

За щедрость нам
Богом простится
что стали,
увы,
мы…
такими.

А нам всегда чего-то не хватает…
То дождик льёт, то снегу намело.
Но верю я, что этот снег растает
и станет ясно, тихо и тепло.

А нам всегда чего-то не хватает…
То хлеб не тот, то пахнет молоко.
Но верю я, что жизнью напитает
любой сухарь достаточно легко.

А нам всегда чего-то не хватает…
И нам беда чужая не с руки.
Но верю я, что нас любовь спасает
от разных бед, печали и тоски.

Прощаю ли?.. Стирает время грани
осколочкам и лезвиям обид.
И, кажется, они уже не ранят.
И, кажется, так больно не болит.

Как мама, дует времечко на рану,
и шепчет: «Ну, до свадьбы заживёт.
Прости его…» Прощаю… Только, странно —
обида затихает, но живёт.

Скукожится, запрячется, затихнет,
прикроется, присыплется тайком.
И, вдруг, однажды снова ярко вспыхнет
в ночи бессонной острым огоньком,

и обожжёт… Уже не так, как было,
но обожжёт… Я что-то упустил,
когда меня прощению учила,
вздыхая, мама… Значит, не простил?!

И кто теперь наставит и научит?
И у кого об этом расспросить?
У совести? Она умеет мучить,
не объясняя, как это – простить?

Не могу решить: «Куда же
мне поехать отдыхать?
Есть путёвочки в продаже…
Чемоданчик напихать —
полчаса всего лишь надо,
и… Встречай меня, Бали!!!

Или, в качестве награды,
мне в Европу зарулить?
Сэлфи сделаю в Париже…
А потом, как ротозей,
обязательно увижу
вечный Рим и Колизей…»
…
«Размечтался ты некстати» —
говорит жена, – «Пока
выходи во двор, мечтатель,
и лепи снеговика».

Когда нет мира на Земле,
когда нет хлеба на столе,
когда в болезни тлеет век
совсем обычный человек…

Чего он может захотеть?
Ну, не на небо, ж, полететь…
Он хочет мира на Земле,
он хочет хлеба на столе.

Мечтает он здоровым быть
и про беду свою забыть
под мирным небом на Земле
и с тёплым хлебом на столе.

Поистратил комиссар
жёлтые патроны.
Мне подумалось: «Я стар.
Он меня не тронет…»

Но из ножен вынул он
новенькую шашку,
рубанул… и вышел вон
дух из деда Сашки.

Только вымолвил едва:
«Господи, помилуй!»
Покатилась голова
в чёрную могилу.

А за что – я не пойму.
Что такого сделал?
Я в Гражданскую войну
не склонялся к белым.

И до красных не спешил
я ступить ни шагу.
Так за что же порешил
комиссар беднягу?

А за то и порешил,
что я, видно, слишком
перед властью согрешил —
спрятал хлеб детишкам.

Полмешка всего укрыл
я в копне соломы.
Комиссар зерно отрыл,
приволок до дому.

Всю семью мою сгубил —
бабку, зятя, дочку.
Опосля меня срубил
и поставил точку.

Может, этот хлеб и спас
человека где-то…

Но за что, скажите, нас
сжили с бела света?!

Снег под ногами – хрусть-да-хрусть.
Синичка тинькает на ветке.
Мороз и солнце… Смотрит грусть
из окон старенькой соседки.

Сквозь помутневшие очки
она глядит в своё окошко
на белый снег… Поют сверчки,
на печке вздрагивает кошка,

упрятав нос в пушистый хвост —
видать, к морозу… Это слишком:
уже прошёл крещенский пост —
подъев в поленице дровишки.

Мороз и солнце… Не стучит
никто в калитку… День старушки
то горько плачет, то молчит,
то новогодние игрушки

снимает с ёлки… «Мишура
совсем облезла… Не до смеха…
К весне помру… Видать, пора…
А, сын-то… Снова не приехал…»

Мама…
Тебе бы сегодня
стукнуло семьдесят два…

Сон…
В коридоре холодном
слышимы еле слова:

«Всё хорошо…
Не печалься…
Слёзы не лей…
Не тоскуй…

И навсегда не прощайся…
И никогда не рискуй
тем, что имеешь, напрасно…
Просто люби и живи,
и береги своё счастье,
и согревайся в любви…»

Ночь…
В коридоре холодном
кажется стихли слова…

Мама…
Тебе бы сегодня
стукнуло семьдесят два…

Наверное, не первый я
пишу об этом строчки:
«Любовь, здоровье и семья —
три болевые точки
и триединая, как Бог,
основа человека…»

Эх, знать бы это назубок…

…Прожив уже полвека,
пройдя три тысячи дорог,
стерев до крови ноги,
иду туда… Не за порог,
где голос Бога строгий
задаст вопрос про жизнь мою
и спросит: «Что оставить?»

«Любовь, здоровье и семью…» —
отвечу – «Не исправить
того, что было… Может быть,
простишь и эти строчки…

…Но я прошу Тебя не бить
в три болевые точки…»

Время таким беззаботным бывало
в детские годы любого из нас.
Маминым голосом с улицы гнало:
«Быстро уроки учить, лоботряс!»

Время летело, когда мы купаться
мчались на речку в дорожной пыли.
Замерло время, когда мы расстаться
с домом родительским всё же смогли.