Владимир Дулга - Хубара. Сирийский дневник. Ливанская война

На него пахнуло нестерпимым жаром, запахом керосина и нагретой резины.

Редкой цепочкой, пассажиры, направились к громадному зданию, сооруженному из листов рифленого железа, без окон, с трёхцветным арабским флагом над жарко блестящей металлической крышей. Ноги, то и дело, прилипали к расплавленной солнцем мастике, которой были залиты стыки плит. Войдя под крышу сооружения, гордо именуемого – зданием аэропорта, прибывшие не почувствовали ожидаемой прохлады. В большом зале, сновали люди. Женщины с выводками чумазых, черноголовых, вопящих детей, очень похожие на цыган, сидели, и лежали, на сваленных в кучу, грязных узлах. На балконе второго этажа, тянущегося по кругу зала, с интересом наблюдая за приехавшими, стояли бородатые люди, в разномастной одежде, с автоматами «АК» в руках. В воздухе стоял невообразимый шум и гам. Кто-то гортанно кричал на незнакомом языке, одну и ту же фразу, как сломавшийся проигрыватель, на танцах в сельском клубе. Будто на маскарад одетый худой парень, в каком-то средневековом камзоле, увешанном колокольчиками, с громадным, начищенным, медным сооружением за спиной, очень похожим на бочку, звеня бубенцами, на одной и той же ноте, монотонно, как одинокая птица, с равными интервалами, вскрикивал, писклявым, нудным голосом «Май!». К нему подходили люди, оказывается, он продавал обычную воду. Приехавшие сбились в плотную кучку, с интересом поглядывая по сторонам. Черноглазая, с копной чёрных, вьющихся волос, смуглая девчушка, лет шести, подошла к стоящему с края, молодому русскому парню и начала, бесцеремонно, выдёргивать из его рук целлофановый пакет. Сопровождая, каждый свой рывок, громкой фразой на своём языке. Смущённый молодой человек, не зная как вести себя в такой ситуации, густо покраснел, крепко удерживая в руках своё имущество. Стоящие неподалеку арабы, с интересом наблюдали за результатом поединка, никак не вмешиваясь в происходящее. Военный, в светло- коричневой форме, красном берете, с автоматом в руке, громко прикрикнул на расшалившегося ребенка. Взяв девочку за руку, обратился к толпе, по-видимому, спрашивая, чей ребенок? Из гущи людей, вынырнула высокая, стройная арабка, с лицом, сплошь обезображенным синей татуировкой. Что-то зло крикнула, ни к кому не обращаясь, схватила за руку упирающуюся девчушку и скрылась в толпе.

Наконец, появился советский переводчик, молодой человек, с восточными чертами лица, одетый в лёгкую, светло-зелёную, с открытым воротом форму. Быстро собрав паспорта приехавших, он проводил группу в соседний зал. Там, за полукруглыми, громадными столами, два потных, усатых дядьки, со свирепыми выражениями лиц, «шерстили» вещи приезжих. Нет, не осматривали, а именно «шерстили», и Шереметьевским таможенникам было до них далеко. Бесцеремонно открывая чемоданы, они валом высыпали содержимое на стол, затем, что-то из имущества летело за прилавок – это были лишние вещи. Оставшееся, испуганные пассажиры, кучей заталкивали в растерзанные чемоданы, добрым словом вспоминали аллаха, и безропотно удалялись к выходу, волоча по полу помятые баулы. Симонов представил, как сейчас посыпятся на стол, из его спортивной сумки брюки и бельё, две булки черного хлеба, три бутылки водки, купленные после пересечения границы, в русском буфете, на оставшиеся советские деньги, сигареты, и всё остальное, чудом пропущенное таможенной службой аэропорта «Шереметьево». Стоящий сзади, за спиной Симонова, тот самый, молодой парень, у которого хотела вырвать пакет шустрая девочка, увидев, творящийся разгул, задумчиво произнёс:

– А у меня, там, шмат сала заныкан, вот будет смеха, когда его найдут. Дело в том, что сало в арабские страны к ввозу категорически запрещено, и нарушение этого правила, влечёт большие неприятности. К группе присоединилось несколько русских женщин, по-видимому, возвращающихся из отпуска, и знающих эту процедуру. Но страхи были напрасны, всё обошлось. Во главе с переводчиком, они стороной обошли яростных таможенников, и вышли на улицу, под жаркое солнце.

На улице прилетевших ждал, видавший виды, судя по боевым шрамам на боках, обшарпанный, советский автобус ПАЗ. За рулем сидел пожилой араб, с приветливым лицом. Все уместились на продавленных сидениях, и автобус, отчаянно гремя внутренностями, тронулся. Проезжая мимо какой-то грандиозной стройки, за высоким забором, переводчик, сидящий впереди, как опытный гид, пояснил – строящийся аэропорт, в отпуск полетите уже, отсюда.

Вся остальная поездка, напоминала широко практикуемые на западе, гонки без правил. Несмотря на то, что дорога в эти утренние часы была ещё довольно свободной, все участники движения, судя по всему, старались прийти к финишу первыми. Постоянно обгоняя друг друга, мгновенно перестраиваясь, виляя и отчаянно сигналя, они неудержимо мчались вперёд. Несколько раз Симонову казалось, что они попали в крупную аварию, он судорожно хватался за сидения и закрывал глаза. Но всё, чудесным образом, обходилось. Неизвестно, куда мчавшаяся, наперерез машина, необъяснимым образом, проскальзывала перед самым носом автобуса, и летела дальше. Вскоре они въехали в город, точнее сказать – ворвались, распихивая боками конкурентов, и радостно сигналя. И без того сложное движение, стало, воистину, не контролируемым ни логикой, не правилами. По нешироким улицам, в плотном потоке, неслись автомобили, мотали в разные стороны прицепами колёсные трактора, мулы и ослики с тележками на огромных колёсах, отважно перебегали дорогу перед самым носом автомобилей. Все кричали, сигналили и трубили в какие-то дудки, с резиновыми грушами, приделанные к повозкам. Кое-где, как представители иной цивилизации, на оживлённых перекрёстках, попадались светофоры, но на их сигналы просто никто не обращал внимания. Они жили своей, собственной, светофорной жизнью, включались и выключались в нужное время, но никому не мешали.

Симонов с интересом смотрел по сторонам. Дома были, в основном, серые, с пыльными, грязными окнами, подслеповато глядящие на неубранные улицы. Ближе к центру города, стали появляться крепкие особняки, скрытые от посторонних глаз за высокими заборами, кое-где мелькала зелень каких-то растений. Фонтаны, с низбегающими струями, украшали круглые площади, окружённые современными многоэтажными домами. Никуда не торопящиеся люди, в длинных белых одеждах, важно прогуливались вдоль витрин многочисленных лавок. Диковинные пальмы, с мохнатыми, коричневыми стволами и длинными листьями, выстроились вдоль дороги.

Автобус подкатил к многоэтажному, сверкающему тонированными стёклами, зданию, с синим фасадом. За ажурным, металлическим забором, виднелись зелёные лужайки газонов, пальмы и бассейн с голубоватой водой. Перед закрытыми, массивными воротами прохаживался арабский часовой, в песочной форме, белом ремне, красном берете с автоматом, опущенным стволом вниз. Приехавших встречала группа людей, как Володя позже понял, те, кого они должны были менять. После недолгих расспросов и знакомств, приехавшие и встречавшие разошлись, подхватив свои вещи. Возле автобуса остался Симонов и молодой человек, не пожелавший расстаться в аэропорту со своим пакетом. Подошедший переводчик, грустно объяснил – так как за ними никто не прибыл, а в пятницу по арабским законам, все отдыхают, кроме оперативных дежурных. Он вынужден будет отвезти их в гостиницу «Рамита», если за ними всё же кто-нибудь явится, встречающих, направят туда.