Александр Рогинский - Мост спасения

Именно это подействовало на Глеба с такой сокрушительной силой, что он вообще начал сомневаться в человеке, как в разумном существе.

Глеб еще раз осмотрел свою «Хонду», нажал кнопку автоматического замка, пошел понуро в свою берлогу. Ему не хотелось ничего делать, никого видеть. Жизнь казалась унылой и неинтересной.

Зайдя в квартиру, Глеб скинул башмаки, куртку и пошел в носках по давно не натиравшемуся паркету. Пришлось рассчитать Галину Александровну – домашнюю хозяйку.

Галя была красивая полная и дородная женщина из той же Кондратьевки. Она работала поваром в ресторане и убирала квартиру. Женщина смешливая, чистоплотная и очень хороша в постели. И когда Глебу говорили, что ему пора жениться, его так и подмывало сказать, что жена у него уже есть. Он бы взял в жены Галю, но у той была большая семья и хороший муж, которого Галя любила.

Когда однажды Глеб спросил, смогла бы она переехать к нему на постоянное место жительства, Галя жизнерадостно рассмеялась и ответила, что никогда Колю и своих детей не оставит.

– А чего же ты тогда крутишь со мной? – спросил Глеб.

– Так я у вас на работе. Вон моя соседка Милка ходит к мальчишке директора водочного завода, зарабатывает очень прилично, а ее Иван только радуется на нее: в доме достаток, а значит, все хорошо.

Да, думал в одиночестве Глеб, нравы сильно изменились, хотя если вспомнить большую русскую литературу, то не очень.

Он остался один-одинешенек со своими кредитами. И никакие друзья ему не могли помочь. Болтали, конечно, много, изображая из себя спецов, а толкового совета так никто и не дал. Не говоря о деньгах. Вдруг все, словно цветы перед грозой, закрылись, оказались страшно бедными.

Классический случай.

Был единственный человек, кто мог ему помочь – Вячеслав Родионович Зубрилов, постоянный клиент, для которого Глеб соорудил небольшой домик встреч. После сытного обеда Зубрилов любил, как он говорил, «развести душу».

Когда он приезжал, Глеб специально закрывал ресторан пораньше, оставлял только проверенную обслугу. Зубрилов, напившись и натешившись, выгонял привезенных красоток на ресторанный двор, играл с ними в жмурки. Голые девицы бегали по двору, прячась в бутафорских копнах сена и колыбах. Зубрилов ловил одну из них и тут же, чуть ли не на ходу, показывал свое мужское искусство. Остальные с восторгом наблюдали и аплодировали в особо нравящихся местах, словно в театре. Это театр и был – театр богатого дебила.

Однако шум на территории поднимался изрядный. Глеб, чей ресторан находился в лесопарке у оживленой трассы, вынужден был нарастить плетенный забор, содрав втридорога за услугу с Зубрилова. И тот охотно заплатил.

Он бы дал деньги и на выкуп кредита. Но Глеб на такой шаг пойти не мог. Во-первых, это была крупная сумма, во-вторых, он не привык быть кому-либо обязанным. А Зубрилов был мужиком суровым, особенно в отношении денег. Он безудержно тратил их на свои прихоти, но в долг давал редко и еще на более суровых условиях, чем банки.

К тому же у Зубрилова была дочь-уродина, которую он хотел сплавить, выдав замуж за какого-нибудь более менее значительного субъекта, пусть даже бедного.

Однажды по пьянке он предложил свою Розолину (это же надо было так назвать уродину!) Глебу, от чего того едва не стошнило. Когда он впервые увидел эту высокую, с лошадиным лицом девушку, откровенно пялившую на всех свои базедовые страстные глаза, то про себя перекрестился.

Глеб плюхнулся на диван, раскинул руки крестом и уставился на портрет матери, который висел напротив и который написал выдающийся народный художник-примитивист Терен Муйский.

Муйский, вот кто его спасет. Банкиры страшно любят оригинальную живопись. Вернее, любят ее показывать своим коллегам, особенно зарубежным. Муйский – украинский Пиросманишвили – такой же безнадежный алкаш, вытащенный с того света матерью Глеба.

Мать заметила необыкновенную худобу Муйского, тогда начальника участка строительного треста (она приехала проверять отчетность в управление). Узнала, что Муйский страшно нуждается, хотя и получает неплохую зарплату. У него была больная мать, юродивая сестра, большие деньги он платил за квартиру, которую снимал.

Мать пожалела его, добилась у управляющего трестом повышения зарплаты Муйскому, сама чем могла помогала.

В благодарность Муйский написал несколько ее портретов, один из которых и висел сейчас на стене в квартире.

Муйский после смерти матери перешел к Глебу как бы по наследству. Умирая, мать просила не оставлять этого талантливого человека, помогать ему.

Талантливый человек все пропил, он уже давно не был начальником участка строительного треста. Диплом об окончании института был кому-то продан по дешевке, пропит в прямом смысле слова.

Муйский оказался на мусорнике. Много трудов пришлось употребить Глебу, чтобы найти украинского Пиросманишвили, который зарабатывал деньги малярством. Теперь это был настоящий бомж, от которого несло гнилью, с которым больше минуты рядом невозможно было простоять. Глеб забрал Муйского в ресторан на должность художника, плотника, сторожа – старшего куда пошлют.

Муйский тяжело отходил от прежнего образа жизни. Но возможость питаться, спать в тепле и немного выпивать каждый день (Глеб установил строгую норму) сыграли свою роль. Муйский отряхнулся от прошлого, в глазах появились живые искры. И однажды он привез из какого-то схрона целую картинную галерею.

Когда Глеб увидел его картины – обомлел. Это был мир призраков и сказок. Краски сталкивались в таких сочетаниях, что в душе поднималась температура. На эти картины можно было смотреть часами.

Муйский писал мазками, ни один предмет у него не был выписан. Но что это были за мазки! Они излучали столько энергии, открывали в человеке такие ее источнчики и тайнички, в которых были спрятаны лучшие человеческие черты и образы, что даже мало что понимающий в живописи останавливался, долго не мог отойти от этих полотен, как не может отойти замерзший человек от ярко пылающего жаркого костра.

Многие картины Муйский разрешил повесить в ресторане, но картин было так много, что пришлось выделить им холл в будущей гостинице, которую начал строить Глеб (поскольку ресторан стоял на оживленной трассе, можно было пригласить автотуристов не только пригоститься, но еще и переночевать).

В этот своеобразный выставочный зал Глеб приглашал некоторых гостей. Эффект был сильнейший. Все хотели купить картины Муйского. И если бы он их продал, то стал бы богатейшим человеком.

И они уже собирались продавать, а Муйский обещал написать новые. Но однажды у них обедал московский коллекционер, который был потрясен талантом Муйского, купил несколько его картин, посоветовал больше никому не продавать – за приличные деньги собирался сам скупить созданное Муйским.