Константин Штепенко - Южноамериканский проект

– Клиническая смерть, что ли? – пробормотал он себе под нос. – Нужно с этим поосторожнее… В следующий раз подготовлюсь и проведу полное тестирование до и после.

Напротив все также с пешками в вытянутых лапках сидел Сосо. Внезапно он встрепенулся, выронил фигурки, вздрогнул испуганно, метнулся в сторону, пробежал по столам и спрятался за комодом в дальнем конце лаборатории.

Борис постепенно успокаивался. За окном вечерело. Солнце только что скрылось за коряво изломанной кромкой крыш соседних домов, тени исчезли, но было еще светло.

– Кофейку, а потом почитаю… – Пробормотал он, ставя турку на спиртовку, а потом добавил с ноткой вызова, повышая голос, будто обращался к невидимым оппонентам. – На сегодня все! Больше не работаю!

Внезапно он почувствовал слабый зов, вернее даже не зов, а всплеск безысходности, окрасивший эфир оттенками желтого. Нужно сказать, что Борис имел нечто вроде дополнительного органа чувств, что-то похожее на ультразвуковой аппарат дельфина, с помощью которого он мог «видеть» мысли, чувства, следы очень сильных эмоциональных всплесков, а также мог передавать мысленные импульсы в эфир. Где находится этот орган, Борис не знал. Однако, он знал, как тот функционирует, и немного умел им пользоваться, хотя пока на стадии научного тыка. Эфир представлялся ему некой радужной картинкой с постоянно меняющейся цветовой гаммой. Изменение цветов указывало на соответствующие изменения в эфире, и несло определенную информационную нагрузку. Сейчас сигнал был похож на неплотное облако дыма желтоватых оттенков. Борис выглянул в окно. Задний двор зоопитомника, где находилась лаборатория, был пуст. Сюда мало кто заходил, так как у ворот всегда дежурил охранник, а потайную дорожку из соседнего парка, затерявшуюся между подсобок, ржавых грузовиков и заброшенных вольеров знали немногие. Тем не менее, был сигнал, где-то очень близко, совсем рядом. И действительно, слева от лаборатории под кустами сирени притаилась уютная скамеечка, которая при беглом взгляде из окна не попадала в поле зрения. Борис, когда позволяла погода, сам часто сиживал на этой скамейке с чашкой кофе, с газетой или просто так, чтобы отвлечься. Сейчас скамеечку, которую он считал почти своей собственностью, занимала молодая женщина, одетая в плащ из тонкой кожи, миловидная, даже красивая, но несколько напряженная. Напряженность читалась и в ее осанке, и в лице, и в окружающей ее слабой ауре. Из опыта Борис знал, что такая аура бывает у людей, которые вынуждены по разным причинам постоянно контролировать свои эмоции, жесты, выражение лица, в общем, все внешние и внутренние проявления своей натуры, которые могли бы позволить окружающим прочесть что-то, не предназначенное для показа. Такими были обычно преступники и работники милиции, государственные чиновники, бизнесмены и прочие индивидуумы, которым было что скрывать. «Здесь, скорее случай усталой бизнес-леди. Интересно, как ее занесло в наши края?»

Борис отодвинул занавеску, чтобы лучше рассмотреть незнакомку. «Но держится она хорошо. Вокруг никого, а она позволила себе лишь мимолетную слабость!». Он внимательно посмотрел на девушку. Лет двадцать восемь. Внешность будто смоделирована на компьютере – одежда, макияж, выражение лица, все продумано до мельчайших деталей. Даже открытый ноутбук у нее на коленях, черный, с серебристой рельефной саламандрой на крышке казался обязательной принадлежностью ее экстерьера. Судя по всему, имиджмейкеры и психологи серьезно потрудились над ней.

– Бедная… – прошептал Борис. – Расслабься, ведь нет никого.

Будто услышав его, девушка опустила плечи, холодное компьютерное лицо ожило, глаза погрустнели, их холодный доселе блеск смягчился, стал влажным, уголки губ слегка опустились. И снова эфир вокруг Бориса заполнился желтыми клубами, более густыми и насыщенными.

«Поплыла, сейчас заплачет. Пожалуй, нужно предложить ей кофе…». Однако, Борис понимал, что кофе здесь не поможет. Просто он чувствовал себя неудобно из-за того, что стал невольным, и главное, тайным свидетелем чужой слабости. Кофе был лишь предлогом для того, чтобы обнаружить свое присутствие, а вернее сказать, чтобы погасить этот желтый пожар в эфире, избавить себя от необходимости чувствовать чужие переживания. Коря себя, но не очень строго, за эгоистичность побуждений, он погасил спиртовку, разлил кофе в две чашечки из остатков китайского сервиза, поставил их на поднос, который обычно служил в качестве доски для нарезки хлеба и колбасы, и решительно вышел из лаборатории на улицу. Для этого ему пришлось лавировать среди лабораторной мебели, обогнуть несколько углов и открыть ногой две двери. Тем не менее, кофе не расплескался, и он благополучно вышел на крыльцо лаборатории, которое находилось как раз сбоку от скамейки. Девушка, видимо, была настолько погружена в свои мысли, что не заметила его приближения. Борис остановился неподалеку от скамейки, выдержал паузу, но незнакомка продолжала не замечать его. Тогда он мягко кашлянул и проговорил, придавая своему голосу максимально доверительные интонации:

– Хорошо, что вы пришли, а у меня кофе поспел! Хотите?

Получилось донельзя глупо, но отступать уже было некуда. Девушка вскинула голову, мимолетный испуг промелькнул в ее взгляде, но она тут же овладела собой.

– Мы знакомы? – тихо спросила она, но в ее голосе уже звучал металл, выкованный в потайных кузницах корпоративного Зазеркалья. В принципе, Борис мог считать свою миссию выполненной. Желтые клубы безысходности вокруг него снова пропали, девушка теперь уйдет, и можно будет спокойно вернуться к своим мартышкам, крысам и змеям. Однако азарт игры захватил его, и он решил продолжить – будь что будет!

– Нет. – Ответил он. – Но вы сидите на моей скамейке, значит, вы моя гостья. Поэтому, на правах хозяина я предлагаю вам выпить со мной кофе.

Помедлив, он добавил уже с атакующей ноткой в голосе.

– Отказываться невежливо!

Девушка окинула его оценивающим взглядом.

– А я и не собиралась! – Сказала она с вызовом.

Ольга проснулась рано утром. Часы над дверью показывали без четверти шесть. Низкий звук мотора и плавная бортовая качка указывали на то, что яхта дала ход. Внезапное беспокойство овладело ею. Она вдруг почувствовала, что Бориса нет рядом. Приподнявшись на кровати, она оглядела каюту. От сердца сразу отлегло. Видно, Борис пришел поздно, и чтобы не будить ее лег на диванчике. Он лежал, зарывшись лицом в подушку и прижав коленки к груди. Мелко смятая простыня обвивала его тело на манер хламиды древних греков. Диван был слишком коротким, и он, видимо, долго ворочался во сне, пока не нашел оптимальную позу, которая позволяла ему полностью вместить себя в это утлое ложе.