Анатолий Старов - Истина где-то рядом

– У меня сегодня день рождения, – она, покачнувшись, легким движением изящной руки отбросила, упавшие на лицо волосы, и ее глаза алчно блеснули. – А вот… Так уж получилось, что и отпраздновать не с кем. Представляешь, в день своего собственного рождения я сижу одна. Вот, хотела пригласить Елизавету Павловну. А тут такой облом! А ты не можешь оказать мне услугу и отметить это радостное событие с одинокой женщиной?

От предложения этой зрелой женщины у Венедикта даже перехватило дыхание.

– «Вот он долгожданный момент. Неужели это может произойти?! Почему бы и нет?! Дома никого нет. Предки появятся в лучшем случае только к вечеру», – завертелось в голове юноши.

Он почувствовал, как пересохло в горле. От возможного продолжения этого неожиданного приглашения кулаки судорожно сжались, до боли впиваясь ногтями в ладони. С трудом справившись с охватившим его волнением, он с трудом сглотнул и нарочито развязным голосом проговорил:

– Почему бы и нет?! Разве может мужчина в такой знаменательный день оставлять женщину в одиночестве? Проходи, – неожиданно осмелев, предложил Венедикт, нагло переходя на «ты».

Вероника, откровенно пьяно хихикнув, бочком начала проходить мимо него, не отрывая взгляда зеленых сверкающих глаз от его смущенного лица. То ли от выпитого коньяка ее качнуло слегка, то ли специально, она уткнулась пышным бюстом в грудь молодого человека. Венедикт почувствовал, как его тело уютно проваливается между холмами Венеры, лишенными какого- либо дополнительного прикрытия, кроме тонкой ткани халата. От этого нескромного прикосновения, помутнело в голове Венедикта, появилась слабость в ногах и он почувствовал, как в готовности восстало его естество. Вероника, качнувшись, пышными бедрами оттолкнулась от юноши, и, почувствовав, как уткнулась в ее живот восставшая плоть, бросила взгляд в низ. Увидев, вызывающе торчащие спортивные штаны юноши, усмехнулась плотоядно и, проведя своей грудью по телу юноши, вошла в комнату.

Венедикту понадобилось несколько мгновений, чтобы восстановить дыхание и успокоить свою плоть. Слегка смущенный и взволнованный от возможного события, он проводил гостью в гостиную и предложил ей сесть в кресло, а сам отправился в кухню, чтобы приготовить закуску и прихватить бокалы для коньяка.

Когда он вошел в комнату, Вероника, вольно развалившись, сидела на диване рядом с журнальным столом, который она переставила с середины комнаты. Верхние пуговицы халатика были расстегнуты. Венедикт, подойдя к столу, взглянул на ворот халата, под которым призывно колыхались полные груди. Он с трудом оторвал взгляд от этой завораживающей картины, поставил на стол тарелку с нарезанной колбасой и сыром и пару бокалов. Расставляя на столе принесенное, он заметил, как мелкой дрожью дрожат его всегда такие крепкие и надежные руки. Он пододвинул к столу стул и сел. Вероника, бросив на него быстрый взгляд, вздохнула и слегка раздвинула ноги. Предупредительно расстегнутый снизу халатик послушно сполз с ее ног, и Венедикту открылась волнующая картина. Его взгляд скользнул по длинным ногам женщины. Он не спеша поднимался от кончиков пальцев с ухоженными ноготками, лаская нежную кожу, пока не уткнулся в пугающую и одновременно сладко манящую темноту. Вероника, понимающе улыбаясь, смотрела на взволнованного юношу.

– Венечка, садись, дорогой, рядом. Так мы будем ближе друг к другу.

Венедикт почувствовал, как ослабели его ноги, когда он подошел к женщине и почти без сил опустился на диван, коснувшись упругого бедра. Вероника, открыв бутылку, разлила коньяк по бокалам.

– Давай, Венечка, выпьем за мой день рождения, – проговорила она томным голосом и ласково посмотрела на юношу.

Они сблизили бокалы, и раздался нежный хрустальный звон. Вероника выпила коньяк и, ловко выудив сигарету из лежащей на столе пачки, прикурила, демонстративно проигнорировав закуску.

Венедикт тоже выпил и по примеру своей дамы закурил. Он почувствовал, как расслабилось все его тело, ушло куда-то смущение, неловкость. Он ощутил себя полноценным мужчиной, способным выполнять свои обязанности. Совсем освоившись с ролью ухажера, он вновь разлил коньяк и, подняв бокал, слегка заплетающимся голосом произнес витиеватый тост в честь виновницы торжества.

Вероника, выслушав тост, хищно оскалила жемчужные зубки.

– Спасибо, Венечка! А поцелуй виновнице торжества?… – проворковала Вероника таким томным голосом, что у Венедикта перехватило дыхание.

Юноша, наклонившись к женщине, почувствовал исходящий от нее аромат, Он неловко ткнулся губами в ее соблазнительно пахнущую щеку и в испуге от своей смелости отпрянул от нее. От действий своего ухажера Вероника весело рассмеялась. Она полуобернулась к нему, обняла левой рукой за шею и притянула к себе, подставив для поцелуя свои губы.

Венедикт неумело прильнул к ее приоткрытым полным губкам, старательно вспоминая, как целуются мужчины в кинофильмах. Веронике, по-видимому, понравились его действия. Она тихо, едва слышно, застонала, чем немало обескуражила юношу, который застыл в нерешительности. А женщина, плотнее прижав его голову к себе, приоткрыла свой рот, и ее язычок смело проник в него. Венедикт окончательно потерял над собой контроль, и его действиями стал руководить не разум, а инстинкт, первобытный инстинкт самца. Он выпрямился, нехотя прервав этот умопомрачительный поцелуй, легко поднял женщину с дивана, дрожащими от возбуждения руками расстегнул пуговицы, и халат послушно соскользнул с ее тела, обнажая ничем не прикрытую наготу.

Венедикт широко открытыми глазами откровенно рассматривал тело женщины. Впервые он видел обнаженное женское тело перед собой. И это было в реальности, а не в книгах и журналах. И эта картина была прекрасна, волнующа. Он сбросил, нет, почти сорвал с себя одежду и, бросив ее на пол, стоял перед ней, слегка расставив ноги, с напряженной, едва заметно подрагивающейся плотью, совершенно не стыдясь этого. Наоборот, в тот момент он гордился тем, что он мужчина, что сейчас он хозяин положения, и может делать что угодно с этим телом. Он поднял женщину на руки и понес к себе в спальню.

Вероника томно закрыла глаза и благосклонно позволила ему распоряжаться своим телом по его мужскому усмотрению. Он положил ее на кровать, лег рядом с нею, впиваясь в ее алые чувственные губы, послушно выполняющие его, Венедикта, волю. Одной рукой он обнял женщину за плечи, а вторая рука, словно живя своей жизнью, вдруг по-хозяйски отправилась разгуливать по телу женщины, любознательно изучая его особенности. Она не спеша прошлась по шее женщины и, не найдя ничего интересного, заслуживающего особого внимания, медленно стала опускаться ниже. Дойдя до грудей, остановилась в нерешительности, но, не встречая никакого сопротивления, смело занялась тщательным их изучением, щедро одаривая их ласковыми поглаживаниями, не обижая ни одну из них своим невниманием. В полной мере поласкав упругие груди, вдоволь наигравшись затвердевшими от возбуждения сосками, опустилась вниз, прошлась неоднократно по мягкой шелковистой коже живота. Неспешно опускаясь, рука мизинцем коснулась волос таинственного черного треугольника. Замерла на мгновение, словно испугавшись своей смелости, и, решившись, не спеша коснулась упругих черных кучерявых волос. Сначала рука робко прошла по самым их кончикам, едва касаясь, а потом смело легла на них, преодолевая их слабое сопротивление. Венедикт почувствовал, как рука коснулась чего-то нежного, влажного. Он сжал ее несильно, почувствовав, как погружаются пальцы в горячую влажную мягкость. Не сдержавшись, поднес ее, влажноватую, к лицу, втянул в себя неповторимый запах женской плоти.