Сергей Данилин - Портал времени

Выйдя из помещения, пилот увидел, что пурга разыгралась не на шутку. Снежные заносы мешали свободно передвигаться. Из-за жгучего мороза дыхание было затруднено. Ледяные снежинки вонзались Гансу в щёки и губы, его нос покраснел. Он снял меховую перчатку и растер лицо. Решив поскорее добраться до кабины самолета, ускорил шаг.

А «железный монстр» тем временем смирно дожидался своего хозяина. Маскировочной сетки на нем уже не было. Вокруг летательного аппарата нехотя сновали механики. Один из них стоял на стремянке и что-то подкручивал в носовой части самолёта, где располагались мотор и лопасти винта. Когда он заметил Ганса, то резко прекратил свою работу. Повертев в руках инструмент, механик с негодованием отозвался о стуже и невыносимых условиях работы. Ганса его замечания мало волновали, он был озадачен приказом. Окинув взором местность, он жестом попрощался и попросил всех отойти.

На полевом аэродроме снегоуборочная техника старательно дочищала взлетную полосу. Спустя только десять минут пилоту удалось согреться. Когда поступила долгожданная команда на взлёт, он запустил двигатель. Ганс вывел «железного коня» на условную взлётную полосу, разогнал его и воспарил в небо.

«Машина» вела себя смирно. Монотонный гул мотора убаюкивал усталого летчика. Набрав максимальную высоту, Ганс расслабился и предался воспоминаниям. Он летел в сторону дома. Подумав о матери, на глаза стали наворачиваться слёзы. Прошло уже три года, с тех пор, как они расстались. Ему захотелось хоть на мгновенье очутиться рядом, посмотреть в ее добрые, большие глаза, послушать ласковый голос, обнять и прижать её к сердцу.

Всю жизнь они прожили с ней вместе в замечательном городке Дрездене, от которого до Берлина, по меркам лётчика, можно было рукой подать. Всего сто восемнадцать миль. Час полета и Ганс очутился бы вновь в родном краю.

С воспоминаниями о матери пришли мысли и об отце. Лихорадка, которую он подцепил, находясь в Африке в археологической экспедиции, сгубила его, так и не дав в полной мере насладиться отцовством. В ту пору Гансу только исполнилось три года. Сын, как две капли воды был похож на отца, но не только внешне. Мать часто называла мальчугана упрямцем, когда тот делал все по-своему. Эти отцовские черты характера проявлялись уже с рождения.

По окончании школы, не дождавшись одобрения самого родного человека, Ганс поступил на курсы военных лётчиков в Берлине и остался там жить. После обучения его сразу призвали на фронт. Он встал на путь взрослого человека, так и не повидавшись с матерью. Именно из-за этого он чувствовал вину перед ней.

Погрузившись в воспоминания, пилот стал мысленно разговаривать:

– Дорогая мамочка, прости своего непутёвого сына. Вот закончится война, и я больше от тебя никуда не уеду. Обещаю. И заживём мы с тобой! Я очень, очень тебя люблю. Не знаю, простила ли ты мне моё самовольство, но я надеюсь, что все же поймешь и не станешь корить своего упрямца. Прости, мамочка, прости.

Нахлынувшая ностальгия обуяла сознание Ганса, и он с трудом смог вернуться в реальность. Посмотрев вниз, его взору открылись очертания крупного населённого пункта. Стали отчетливо просматриваться объекты. Узловая железнодорожная станция была до отказа забита эшелонами. Велась разгрузка тяжёлой военной техники. Вереница из танков и самоходных установок тянулась в направлении Ленинграда. Высота полёта истребителя была оптимальной и не позволяла русским зенитчикам заметить и сбить Мессершмитт. Гансу можно было бы и дальше предаваться воспоминаниям, но в этот момент «машина» резко забарахлила. Упала мощность двигателя, раздался странный скрежет из носовой части и самолет стал терять высоту. Винт продолжал крутиться, но частота его вращения сократилась.

– Вот это номер! – подумал Ганс. – Так и знал, что эти горе-механики в спешке напортачат! Наверняка забыли докрутить гайки в моторе, – продолжал ругаться пилот, пытаясь механическим путём поднять мощность двигателя. Он уже не обращал внимания на позиции Красной армии, огневые точки которой располагались по всему периметру города.

Одержимый одной целью реанимировать «машину», Ганс направил все усилия на устранение неполадок. Продолжая снижаться, самолёт оказался в зоне досягаемости для обстрела. Заметив его, вражеская сторона открыла массированный огонь из зенитных пушек. Снаряды рвались в воздухе, в непосредственной близости от истребителя. Осколки, словно град, барабанили по фюзеляжу, крыльям, оперению и шасси Мессершмитта, разрывая всё в клочья. Маневрировать в таких сложных условиях было практически невозможно. Участь пилота и его боевой «машины» была предрешена. В голове Ганса промелькнула мысль:

– Прав был старикашка, русские и впрямь перешли в наступление. Вон их оказывается сколько! А нас ведь усиленно убеждают в обратном: мол, немецкая армия непобедима, у нас нет достойного соперника, арийская раса будет властвовать по всему миру! Эх, а на самом-то деле все не так! Море крови и горы трупов с одной и другой стороны. Ради чего, спрашивается, столько человеческих жертв? Теперь им ещё и мою жизнь подавай! – Ганс стал причитать, понимая, что дела обстоят совсем плохо. – Я не хочу умирать, мне еще многое хотелось бы сделать! Да обо мне после войны никто и не вспомнит! – Он стал накручивать себя домыслами. – Скорей всего меня объявят дезертиром, а матери вообще ничего не сообщат. Было бы из-за чего помирать-то, – пилот усмехнулся, – Из-за какого-то оплавленного куска метеорита! Эка невидаль! И что в нём такого необычного и сверхъестественного? Подумаешь, упал на Землю. Что теперь, погибать в самом расцвете сил? Эх, как жаль!

Ганс отпустил штурвал. Дальнейшая борьба за жизнь ему показалась бессмысленной. Дрожащими руками он вынул из-за пазухи шкатулку и открыл ее. Овальный камень бирюзового цвета оказался в его ладони. Через мгновенье самородок «ожил» и стал пульсировать яркими вспышками, меняя цвет. Переливаясь от зелёного к фиолетовому, он мелькал и синими огоньками. При этом Ганс ощущал легкую вибрацию. От ладони через руку и далее по всему телу побежала дрожь. Это было похоже на действие слабого электрического тока, а когда оно достигло головы пилота, он услышал голос:

– Чего изволите?

Пилот чуть не лишился дара речи! Когда он очухался, то стал бегло оглядывать самолет. Собеседника видно не было, а кабина, озарённая ярким светом, как будто изменилась, она расширилась и стала размером с приличную комнату. Гансу, у которого недавно струилась кровь со лба, показалось, что боль постепенно стала проходить. Раны начали постепенно затягиваться. Ощущение полного выздоровления пришло с ощупыванием руками больного места. У Ганса появилось ощущение, что время внезапно остановилось. Уже не было слышно ни шума мотора, ни свиста ветра, ни быстро приближающейся земли. Только голос, повторяющий одни и те же вопросы, доносился неизвестно откуда. Это было какое-то наваждение или галлюцинации! Ганс не понимал, что происходит в его голове. Он подумал, что лишился рассудка из-за страха потерять собственную жизнь. Но, решив, что все же он уже умер и надеясь, что попал в рай, бедный летчик сделал вывод, что с ним разговаривает сам Всевышний. На его вопрос о желаниях, Ганс произнес сам того не ожидая нелепую просьбу: