Стас Туров - Осенняя страна. Психоделическое фэнтези

Наверное, я потерял сознание, или это была галлюцинация?

Я ощутил себя десятилетним, смотрящим из окна нашего дома во двор.

Вся семья готовится к какому – то празднику, по хате тут и там снуют женщины, которыми руководит горластая тетка, мамина сестра.

А на улице мужики вместе с отцом, тогда еще живым, забивают свинью. Со смехом они выволакивают визжащую скотину в центр двора, и переворачивают ее на бок.

Отец достает нож – огромный, тогда он казался мне как минимум сказочным мечом.

Папа приставляет нож к середине груди животного и что есть силы бьет молотком по рукояти. Свинья визжит так, что в форточках вибрируют стекла, и даже постоянно орущая тетка, кажется, умолкает.

А отец все забивает нож в свиное сердце. Мужики одобрительно ухмыляются и кивают. Папа отходит в сторону, и я вижу, как пульсирует рукоять ножа – то неимоверно быстро, то почти неуловимо.

Бдительные женщины замечают меня у окна и оттаскивают на кухню. Кажется, они за что – то меня отчитывают, а я все смотрю на стоящую у стола маму.

Она чем – то занята и не замечает ничего вокруг.

Почему – то у нее очень задумчивое и отрешенное лицо.

Я почувствовал, как проваливаюсь из детства куда – то вниз, я падаю…

Наташа ждала сына у окна, как когда-то в детстве, когда он возвращался с рыбалки или из клуба с друзьями. Здесь же, на крыльце, у окна, когда тихим осенним вечером он отправился в инженерный кружок, и вернулся избитый, в изорванной одежде, Наташа промывала рассеченные губы перекисью и ободряюще улыбалась трясущемуся от шока Глебу. Случайно она видела, как сын поцеловал здесь девушку, и замерла, страшась спугнуть волшебство первой любви.

На этом крыльце, у окна, Наташу хватил удар, когда Глеб пятые сутки не объявлялся дома. И здесь же они отмечали его счастливое возвращение – он всего лишь заблудился в лесу, так он сказал тогда всем.

Она помнила, как Глеб, гордый, сказал, что устроился работать инженером, да, теперь он настоящий ученый! Ее сын – ракетчик! Наташа улыбалась, и думала, что вряд ли гордость сына сильнее ее, материнской.

Глеб опаздывал на несколько часов.

– Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети, – все твердил женский голос, не в силах поменять ни порядок слов, ни даже интонацию.

Ветер за окном срывал желтую листву, швырял ее в грязь, обезображивая клочки нарядных древесных платьев. Хмурое вечернее небо творило знаменья быстро перетекающими, тяжелыми тучами. Иногда, на мгновенье, порывы ветра стихали, и деревья выпрямлялись, тихо сбрасывая последние обрывки привычных одеяний.

– Осенняя страна, – зачем-то вслух сказала Наташа.

Раздался звонок мобильника.

Женщина внимательно, даже строго посмотрела на дисплей – звонил не Глеб.

– Алло! – раздался в трубке незнакомый мужской голос.

– Да? – осторожно спросила Наташа.

– Вы – мать?

– Да.

– Хольма Глеба Петровича?

– Что с ним? Кто вы?

– Пожалуйста, если у вас есть еще какие-то документы, привозите их в районную больницу. Ваш сын попал в аварию, и сейчас находится в реанимационном отделении.

– Что случилось?

– По приезду спросите Павла Игоревича, это старший хирург.

– ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!

– Авария. Пожалуйста, не волнуйтесь. Мы делаем все, что в наших силах.

Гудки.

Областная больница встретила пестрыми огнями и серыми, мокрыми от дождя стенами. Наташа выскочила из машины, забыв в очередной раз поблагодарить соседа, Сергея, повезшего женщину сквозь бурю к сыну.

Когда – то в регистратурах сидели толстые, старые женщины, лениво отвечающие на вопросы и то и дело поправляющие накрахмаленные воротнички.

Им на смену пришли молоденькие практикантки, по-наивному глядящие на посетителей с той стороны защитного стекла.

– Как попасть в хирургию? – от волнения Наташин голос дрожал.

– Левое крыло, третий этаж.

Женщина взлетела по лестнице, ничуть не поменявшейся после капитального ремонта.

В крыле было тихо. Медсестра рассказала, что Павел Игоревич проводит сейчас операцию молодому парню. Едет нейрохирург.

Ничего сказать пока нельзя.

«Нейрохирург, – подумала Наташа. – Боже, мозг…»

Осталось только дойти до реанимационного отделения и ждать.

Ждать.

В груди, чуть ниже горла, но выше сердца, застыл вязкий, тягучий ком. Женщина разрыдалась впервые за вечер, стоя посреди больничного коридора, в тяжелом от октябрьского дождя пальто.

Первое, что я ощутил, было похоже на холод. Он обволакивал мою голову, струясь по затылку и макушке. Холод был мокрым, журчащим, похожим на лесной ручеек. Я повернул голову в сторону, и в нос тут же попала вода, заставила меня фыркнуть и приподняться на постели.

Постель?

Я лежал в окружении дремучих сосен, которые древними шпилями разрывали небеса над землей. Моя голова преграждала пусть тонкому лесному ручейку, который тут же вспомнил, где было его старое русло, и с деловитым журчанием потек по своему привычному маршруту.

Кисти не было.

Я смотрел на обмотанный промасленными тряпками обрубок, бывший раньше моей рукой. Странно, но я ощущал ее, словно она все еще на месте, и нет никакой боли, просто стала невидимой в этом безумном, кошмарном лесу.

Я попробовал стиснуть правую кисть в кулак – и почувствовал, как мои пальцы сжимаются, повинуются мне, как натягиваются невидимые связки, как неостриженные ногти впиваются в ладонь, напоминают – ты жив, хозяин, все в порядке, сжимай крепче кулаки!

Неожиданно я вспомнил сериал, который смотрел в детстве. Что – то про исследование паранормальных способностей, борьбу с нечистью и поиск иных измерений. Обычный псевдонаучный сериал, один из тех рычажков, которые заставили меня заняться настоящей наукой.

Одна из серий была о мужчине, потерявшем свою руку во время починки трактора, кажется. И неким непостижимым образом он сохранил энергетическую оболочку руки, научился управлять ею, передвигая предметы невидимой кистью. Кажется, с ее помощью он даже кого – то спас.

Я попытался поднять с земли сосновую иглу. Представлял, как мои пальцы сжимают ее, пытался ощутить это – нет, я даже ощущал, даже укололся о ее острие, даже… Игла лежала на положенном месте, и не думая двигаться.

Я махнул по земле левой рукой, и волна игл и сухих веточек взметнулась к ручью, чтобы унестись вместе с потоком. Теперь я калека. По чьей – то чудовищной воле, калека.

События вчерашней ночи ожили у меня в голове. Кем бы ни были те сектанты, они должны, они обязаны ответить за сделанное!

Но сначала мне надо выбраться из этого кошмара.

Я долго брел вниз по течению ручья. Иногда я останавливался, чтобы попить воды, на удивление чистой и вкусной. Несколько раз повторялись вчерашние вспышки боли в голове, после которых я останавливался и медленно считал до десяти. Легкий способ проверить, не хватил ли тебя неожиданный инсульт.