Олег Нечаев - Особое задание

Тем временем перестройка достигла своего апогея. Из магазинов исчезли продукты, а из карманов – деньги. Жить стало веселее, жить стало интереснее. Приходилось метаться с работы на шабашку, из магазина в магазин, пытаясь хоть как-то удержаться на плаву. Страну лихорадило забастовками, народ стал крайне агрессивен и жесток. Уже представляло определенную опасность, оказаться в очереди, за чем-нибудь съестным, и быть этой очередью неузнанным, как занявшим законную очередь. Здесь могли и избить. Причем сделать это от всей души. Оставаться в городе, при таком раскладе дел, становилось не только бессмысленно, но и откровенно опасно. И я отправил жену с дочкой на родину. Предполагая немного подзаработать на дорогу, закрыть квартиру и выехать следом, дабы пережить лихие времена поближе к сельскому хозяйству. В круговерти всех этих хлопот и треволнений я, конечно, пережил всякое. Моё настроение и самочувствие напоминали мне самому маятник. То, вдруг, меня охватывала совершенно необоснованная эйфория, и я готов был лететь на крыльях, круша на своем пути все препятствия. То охватывала такая мрачная тоска, что впору было лезть в петлю и я вызверялся на первом, попавшем под руку. Но совершенно не было времени предаться самокопанию и все текло, как текло. Однако, с отъездом семьи, начали происходить и совсем уж странные вещи, которые, при попытки их осмысливания, нагоняли на меня вящий ужас. Неотступно, день за днем, час за часом, каждую минуту меня преследовала мысль о никчемности проходящей жизни. Вдруг, ножом к горлу, подпирала мысль, что жену свою я никогда не любил. Ни разу, за годы совместной жизни, я не сказал ей теплых слов. Ребенок у меня получился калекой, а сам я разваливаюсь на составляющие меня атомы от боли в спине и ещё каких-то болячек, происхождение которых мне и устанавливать не хочется. Раз за разом, дав себе слово не возвращаться больше к этой теме, я опять гонял её по кругу, прекрасно понимая весь не конструктивизм данного процесса. Сделав себе в квартире перекладину, чтобы расслаблять хоть немного, мучавшую меня спину, я начал ловить себя на странном желании расставить все точки над «i» с её помощью. Что меня тогда остановило? Смешно сказать… В около криминальной литературе я вычитал, что во время асфиксии происходит непроизвольное опорожнение кишечника. Этого я допустить никак не мог. Нужно было искать какой-то другой способ. Да… Я дошел до того, что вполне серьезно обдумывал способы самоуничтожения. И наиболее достойным признал – добыть пистолет и пустить себе пулю в сердце. Он казался мне наиболее соответствующим духу и поступку настоящего мужчины. Кто-то, внутри меня, это решение, нехотя, но одобрил. Дело было за малым – оставалось найти, этот самый пистолет. И я предпринял определенные шаги в этом направлении. Довольно быстро нашелся человек, согласившийся продать мне, за весьма круглую сумму, револьвер системы «Наган» и несколько, к нему, патронов. Был даден задаток и обозначена дата, место и способ передачи револьвера, с одной стороны, и оставшейся суммы – с другой. Но, в означенный час, на место встречи, продавец не явился. Напрасно ждал я его в течение нескольких часов, изнывая от непонятного мне самому нетерпения. То, что меня просто развели на деньги, я понял несколько позднее, в телефонной будке, когда женский голос сообщил мне, что адресат был, но весь, внезапно, вышел. Делать было нечего. Кляня себя последними словами за свою бесхребетность и неумение решать насущные проблемы, я принял решение о срочном отъезде в родные края. Рассчитался с работы, купил, на оставшиеся от неудачной покупки деньги, билет и уехал. В свои права вступил одна тысяча девятьсот девяностый год…

Жена с ребенком обосновалась у своей матери, а я у своей. Чтобы сводить концы с концами, организовали бизнес по плетению корзинок из шпона для различной ягоды, в основном клубники. Светлана приходила каждый день и работала с нами, в подвале матушкиного дома. Положение было несколько странным, но, по молчаливому, обоюдному согласию, принималось фактически. Андреич, мужчина, с которым гражданским браком жила моя матушка, развел довольно большое хозяйство, в котором были штук шесть свиней с поросятами, корова, гуси, куры, собака и кошка. Хлопот хозяйство доставляло немало. Заготовка и раздача кормов, чистка сараев и катухов, дойка, опорос, случка, лукошки… Как заведенный, с утра и до вечера в этом колесе. О том, чтобы бросить всё и отдохнуть, где-нибудь на природе, не могло быть и речи. Одним летним вечером, когда я с Андреичем был занят поиском места для покоса травы, по возвращению застали мы довольно необычную, по крайней мере для меня, картину. Наша коровка, обычно спокойная до флегматичности, наотрез отказалась отдавать молоко. Как пришла из стада несколько часов назад, так и пребывала в лягучем настроении. Что только моя матушка не предпринимала. И задние ноги ей пыталась стреножить, и хлебушком совращала, и ласковым словом. Но ничего не действовало на строптивицу. Любые попытки приблизиться к ней, коровка пресекала решительно и бесповоротно. Взбрыкивала задними ногами в воздухе и уносилась прочь, в другой угол загородки. Матушка бежала следом, держа в одной руке ломоть хлеба, а в другой накрытый марлей подойник. Коровка грозно наклоняла рогастую голову и матушка поспешно ретировалась, не дожидаясь исполнения угрозы. Андреич посмотрел на эти танцульки, качая седой головой, и сказал, почесав затылок:

– Видать, Настю придется приглашать…Иначе, молоко перегорит.

Мне, конечно, было не совсем понятно, при чем тут коровья упертость, какая-то Настя, молоко, которое может перегореть и как это все, вообще, взаимосвязано. Андреич завел мотоцикл, открыл калитку и укатил, подняв по улице клубы пыли. А я попытался выяснить у своей матушки, что за напасть случилась с нашей коровенкой и каким образом в этой беде может помочь Настя. И кто она такая. Ответ меня озадачил. Оказалось, что виноватой в таком поведении коровы признается баба Саня, живущая от нас наискосок, в небольшой, беленой известью, хатенке. Глаз у бабы Сани был очень нехорошим. И стоило ей положить его, неважно, на животное или человека, как тут же с ними случались неприятности. Ругаться с ней, никто не смел. Себе дороже оборачивалось. А сегодня, когда матушка встречала корову из стада, баба Саня, как назло, торчала за своей калиткой и похвалила в голос наше животное, нагулявшее полное вымя молока. И этого, якобы, оказалось вполне достаточно, чтобы корова отказалась отдать молоко. А Настя – Андреича родная сестра. Верующая и девственница. И только она может снять этот сглаз…

Ну-у… Как кто…

А я, на тот момент, выслушал изложенную версию с нескрываемой иронией. Баба Саня… Нехороший глаз…Да знаю я эту бабу Саню. Давно знаю. Бабка, как бабка… Дед у неё полуслепой и полупьяный. Что там за вред от неё может быть? Понапридумывают всякую ерунду и сами, что характерно, в неё верят. Девственница Настя, снимающая наговоры… Какие наговоры? Пережиток, короче…Несерьезно всё это…