Елена Георгиевская - Белорусский сатанист. Каменный Лог. Готические романы

Андрею было всего двадцать восемь, но разговаривал он так, будто старше Олега на все двадцать. Он не понимал, что гений рождается в возрасте трёх тысяч лет и помнит всё о любви и смерти.

– Если вы приведёте Елену, я сделаю многое, – сказал Олег.

– Мы тебя даже покормим, только пол помой, унитаз отдрай, подъезд подмети.

– Бля-а-а, а можно я лучше стихи прочитаю?

– Прочитай, – насмешливо разрешил Вадим. Олег готов был убить обоих, но нельзя было упускать второй шанс угробить Елену: третьего Люцифер мог не допустить. Ахтунг продекламировал:

– Жидкое фейхоа – это сильно, – заметил Андрей.

– Песец какой, – сказал Вадим. – Твоя Елена такое же фейхоá пишет?

Олег подавил желание вгрызться ему в горло.

– Нет, – процедил он. – Хуже.

Андрей открыл страницу с фотографией симпатичной брюнетки и удивлённо выматерился.

– Кто тут песдел про девяносто килограммов? Ну и юмор, бля.

– Пятьдесят максимум, – сказал Вадим.

– Нет, если железо поднимает, то пятьдесят пять, пятьдесят шесть. Видно, что руки подкачанные.

– Мерзкое чудовище, – пробормотал Олег. – Я поссу на её фото.

– Да, Олег, ты увлёкся как сучечка. Экий ты нежный бисексуал.

– Иди паркет скрести, нам пора совершать МРП.

Вымыв хату, Олег грохнулся на раскладушку в кухне, а братья продолжали обсуждение.

– Судя по текстам, это сестра Левого Пути, – задумчиво сказал Андрей. – Говорит, что атеистка, но слишком хорошо знает матчасть для рядового автора. Что-то они с пидессой не поделили.

– По-моему, это фрейдизм: пида впервые влюбилась в бабу и ненавидит бабу за это, ибо подобные чувства идут вразрез с самоидентификацией.

– Да нет, всё сложнее. А ещё у этой Елены защита стоит и скайпа нет. Не вижу смысла доёбываться.

– А я вижу. Антиклерикалы должны работать сообща. Можно обсудить совместные акции.

– Какие акции? Писатель – не акционист.

– О'кей, сетевые проекты. Но сначала надо выгнать пиду.

Братья долго перешёптывались – выставлять Олега вон, или пусть поработает. Решили подвергнуть его испытанию: выдержит – ещё неделю помоет полы, не выдержит – ко Христу домовода с такой нервной системой.

По ночам поэт иногда любил обмазываться говном и дрочить. Не всем любовникам он открывал сию тайну. Но тут, на левой квартире, среди ночи, его внезапно охватило желание обмазаться. Олег отодрал задницу от раскладушки и сиганул в туалет. Погадил, но воду не спустил, сложил на урне одежду, вытащил из унитаза кусок, и вдруг в уборной погас свет. Олег выронил говно и громко выругался.

– Что за вонь? Что за ор? – крикнул Андрей, прекрасно знавший, в чём дело.

– Я поскользнулся, ваши домовые там насрали, – завопил Олег. – И теперь я не могу открыть дверь.

– Дверь охуенно открывается, я час назад проверял.

– Значит, это ты всё обгадил!

– Нет, Олег, просто ты любишь обмазываться говном и дрочить. Но моя трактовка Левого Пути не допускает грязищу. Это для православных юродивых. Сатанист – опрятен и чист!

Вадим слез с кровати, бубня, что минских копрофилов домой не приглашал, что сейчас уйдёт к своей тёлке, что Христос заберёт всех минских копрофилов вместе с ментами и православными психологами, а стихоплётов – в первую очередь. В уборной вспыхнул свет. Лампочка горела не белым, а призрачно-синим огнём, иногда мигая. Внутри неё обрисовывался матовый пентакль.

Кое-как Олег вымыл кафель, спустил воду и пошёл одеваться.

– Чтобы вычистить твою скверну, мне придётся совершить тринадцать Малых Ритуалов, – предупредил Андрей, варящий на кухне кофе.

– Лучше тринадцать раз сходи по нужде! – заорал Олег. – Все люди – подонки! Ненавижу! Ты сраное, поганое угрёбище.

– Отлично, с таким настроем ты принесёшь массу пользы тьме.

– Я тебя прибью! – Олег кинулся на мозырского авторитета, но джезва приподнялась над плитой и выплеснула кипяток ему в лицо.

– Олег, пожалуйста, приноси пользу тьме, – спокойно сказал Андрей, – но не у меня дома.

– Я теперь не найду суку! – заплакал Олег и побежал в ванную.

– После твоих выходок помогать не стану принципиально. Помоги себе сам. Иди на кладбище и нагадь на могилу священника Остогребского. Можешь там обмазаться говном и подрочить. Или нарисуй рога на стене церкви. Тогда сатана обернётся к тебе и поможет. Даже в том случае, если Елена – сестра Левого Пути.

… – Тьфу, слава Лилит – съебал, – сказал Вадим и включил на полную громкость Илдъярна. Соседям было плевать – когда-то братья нарисовали на их двери невидимым мелом оглушающий гальдрастав.

Стыдно, любезный читатель, не знать Остогребского. Протоиерей Ипатий Остогребский – это белорусский Александр Мень!

При жизни он был латентным вегетарианцем.

– Будучи хиппи-диссидентом, я практиковал сыроедение, – рассказывал о. Ипатий в интервью порталу «Самаритянки.ру». – Но сейчас вынужден есть животных во всех видах и формах. Я присутствую на множестве мероприятий, где подают то гуся с яблоками, то утку, то телятину. Отказываться от мяса – значит плюнуть в лицо сёстрам во Христе, которые это готовили, моим коллегам и гостям. Я ничем не лучше какого-нибудь о. Евпатия из посёлка Ширинки и не буду возноситься над ним в гордыне своей.

С этими словами Остогребский отрезал кусок от мясного пирога и умял за полторы секунды.

– Но ведь вам жаль животных? – робко поинтересовалась журналистка.

– Безусловно. Я встаю посреди ночи и плачу, скорбя душой по курице, которую приготовила жена. Сам никогда не готовлю, настолько мне жаль убиенную дичь. В сердце христианина должны быть боль, сострадание.

А вот притча о битой кассирше, достойная внесения в хрестоматию.

Приходит к Остогребскому на исповедь кассирша:

– Муж-пьяница бьёт меня.

– Терпи, дочь моя. Такова женская доля.

Приходит кассирша через месяц:

– Муж мне ребро сломал, ползарплаты пропил.

– Терпи, дочь моя. В милицию не ходи. Подставь рёбра с другой стороны.

Через полгода приползла кассирша на исповедь еле живая:

– Муж еду у меня отбирает, последние серьги унёс в ломбард. Помру скоро. В душе моей гнев и ненависть.

– Дочь моя! Велики страдания твои, за такое причисляют к лику святых. Радуйся и пой.