Alex Linkevich - Источнику стало известно. Без грифа секретности

– С какого скажите! У неё даже в ушах седина, товарищ генерал. – Услужливый толстяк предпринял ещё одну попытку прогнуться, впрочем, также безуспешно. – А, зачем ей седина? С понятыми зафиксируем на авто этого засранца, на помятом крыле.

– А крыло помято?

– Ну, что Вы, товарищ генерал! Помнём как надо, – криминалист шкодливо улыбнулся. – Как учили!

Самая средняя полоса России, накрытая ласковым теплом бабьего лета.

Красиво и спокойно вокруг. Не видно даже пауков, тонконогие работяги закончили свою хитрую работу ещё вечером, и теперь спали в своих уютных норках – пещерках, дожидаясь, пока солнце не подсушит их творения – развешенные по кустам и деревьям сети – серебряные ниточки с нанизанными на них хрустальными шариками утреннего тумана.

В речной долине, в тени высокого, или, как говорят люди знающие, коренного берега, разлегся, по пояс в чёрной осенней воде остров, точнее – островок, если принимать во внимание его размеры.

По берегу острова выставлена живая изгородь из обычных плачущих деревьев и низких, плотного переплетения кустов, похожих на малину. Не наша, не российская эта малинка, привезена была специально из Южной Америки, точнее – из Аргентины. Два-три уколола её шипами, и все – оттаскивай очередного клиента похоронного бюро.

Глаз внимательного человека, если, конечно, таковому удалось бы добраться до этого места, мог заметить среди этих замечательных растений и живописно раскрашенную композицию из простой колючей проволоки и, в дополнение, острые оцинкованные треугольники «Егозы».

Соединял два берега, острова и Большой земли, мост. Весь покрытый чугунным и бронзовым литьём, он пытался изо всех сил прикинуться столетним, дорогим и значимым, хотя и был сработан недавно, с любовью и умением, которыми отмечено все рукотворное на этом острове.

У въезда на мост, с той, «чужой», стороны, припарковались на специально отведённой асфальтированной площадке несколько плечистых машин с нержавеющим оскалом. Они гордились своими крутыми хозяевами и тем, что и сами не ищут в жизни легких дорог.

Другой конец моста, тот, что на острове, упирался в закрытые дубовые ворота. Слева от ворот насторожилась красного кирпича будка с одним, внимательно прищуренным окном. Будка, это, конечно, условно, только по сравнению с размерами других строений общегражданского назначения на этом необычном острове.

У будки большой были бесплатные приложения – ещё две будки. Поменьше. Эти были предназначены для сторожевых собак, которых, как и мордастых людей держали на острове для единственной цели – никого без команды не пускать на заповедную землю.

Или – не выпускать, это уж как прикажет Хозяин.

Хотя, и те, и другие – собаки и мордовороты, одинаково страшны были только с виду, и одинаково бесполезны в деле – они просто зажрались за годы безделья, потеряли и нюх, и сноровку.

Кстати, а где их хозяева, которые вчера так шумели и веселились? Ещё вечером были слышны, и как слышны, многочисленные тосты и приглашения к веселью, народные песни и, даже, под занавес – шансон. Весёлые, привезённые специально из большого города, девки визжали в кустках и за кустами, на клумбах и в бассейне.

И вот, наступило тихое утро! Слышно было только посапывание острых носиков вчерашних хохотушек и солидное, раскатистое похрапывание их одноразовых ухажёров. Народ, предававшийся разврату, устал и сейчас отдыхает, восстанавливая силы и водно-солевой баланс. О вчерашнем веселье напоминали лишь зацепившиеся за колючий кустарник запахи шашлыка и ароматы дорогих духов.

Замер остров, и гости его, и стража. Ничто и никто не имеет права нарушить покой Хозяина. Хотя нет, нашёлся отчаянный человек, вон, смотрите, по стволу одного из раскидистых деревьев сползает в траву фигура, в серо-зелёном комбинезоне, с небольшим водонепроницаемым мешком за спиной. Движения скованные, замороженные.

Что делал ты, человече, на этом дереве? Похоже, с вечера забрался ты на эти ветки, и ночь на них просидел, подобно филину, высматривая то, что тебе интересно. Какой такой интерес заставил тебя уподобиться этой мудрой птице?

Попробуем узнать об этом в кабинете главного редактора газеты республиканского значения «ГАЛЬЮН ТАЙМС». Название это, надо признать, условное, даже вымышленное, и ни к чему, особо, не обязывающее. Ни издателя, ни читателя.

Улучшает ли это название перистальтику кишечника – не знаю, а, вот, аппетит, если её, газету, читать за обеденным столом, испортит точно.

Содержалась газетка за счёт людей, народа, составляющего население этой, во времена Советские богатой и процветающей Республики. То есть – финансировалась за счёт бюджета и являлась, таким образом, «гласом вопиющего». Пожалуй, уточню – должна была бы являться! Грустно…

Из приоткрытого окна тянуло уже уверенным осенним холодком. Колыхались белые полоски тряпичного жалюзи. Редко-редко, через это колышущееся заграждение, прорывались капли косого дождя, смешанного с первыми снежинками и падали на запылённый подоконник. Там они оставляли следы, подобные метеоритным, такие следы можно увидеть на Луне, в хороший бинокль.

Два стола вдоль длинной стены кабинета. За ближним к окну столом сидел сам Редактор, возраста, пожалуй, предпенсионного. Его небрежно выбритая голова соответствовала и возрасту, и склонности к порокам и страстям. Очки, в тонкой золотой оправе, висели на кончике покрытого редкими колючими волосами носа. Стёкла серые, дымчатые, но даже они не могли скрыть мешки под глазами Главного. Он читал и перекладывал листы бумаги с одного угла стола на другой.

При этом, сидящий за столом человек в синем пиджаке, обильно покрытом хлопьями перхоти, ещё и грыз кончик карандаша. Время от времени он смотрел на лежащие перед ним фотографии, смотрел на карандаш, менял его на следующий, из стоящего тут же стаканчика.

Нервы, однако!

Редактор дочитал последний лист, выигрывая время передвинул с места на место фотографии и, наконец, подперев голову рукой, уставился на сидящего перед ним журналиста.

– Вроде, нормальный молодой человек, – подумал Редактор. – То есть, человек у которого всё в норме – рост, вес, наличие зубов во рту и надежда во взгляде. Нет, во взгляде ещё читалась радость победителя. И улыбка у него – улыбка победителя. Широкая, не скрывающая торжество Победителя. Видно, что парень молодой и жизнью особо не битый. Да и семьи, о которой надо заботиться ежедневно, в отличие от него, Редактора, не было у Андрея, журналиста.

Не отводя от подчиненного взгляда, Редактор поменял карандаш на сигарету. Закурил. Выпустил дым вверх и в сторону. Сизая струйка накрыла Андрея. Тот всё улыбался.