Максим Ладин - Путешествие в Страну мудраков. По следам Гулливера

Прожив какое-то время среди них, автор начал восхищаться гуингнмами и презирать всех людей на земле. Но лошади посчитали, что Гулливер один из еху и недостоин жить в их прекрасной стране. Ему пришлось покинуть гуингнмов и вернуться на родину.

Так мистер Гулливер оказался в наших краях, завел себе двух жеребцов, с которыми коротал свои дни.

Книга меня увлекла: я словно вместе с Гулливером переживал бури и штормы, знакомился с маленькими человечками – лилипутами, бежал от их императора на Блефуску. Я попал к великанам Бромдингнега и чудом спасся от укравшей меня огромной птицы.

В силу моего юного возраста, многое осталось для меня тогда непонятым. Трудно было представить, что где-то за морями есть страна, где на свободе живут благородные гуингнмы, а люди влачат жалкое существование, питаясь всякой падалью. Но мысли об этой справедливой стране с тех пор не давали мне покоя.

Прочитанное приоткрыло завесу тайны над нашим соседом, но ничуть не удовлетворило моего мальчишеского любопытства. Я был восхищен этим необычным человеком, так много повидавшим и так отличавшимся от всех, кто меня окружал.

Вскоре мне представился случай познакомиться с мистером Гулливером поближе.

Я частенько наблюдал за ним через большую щель в заборе. Как-то заглянув в сад, я увидел там только жеребцов. Мистера Гулливера нигде не было видно. С замиранием сердца я перелез через ограду и подошел к лошадям, которые мирно паслись на лужайке. На меня они не обратили никакого внимания. Церемонно поклонившись, я обратился к ним со всей серьезностью:

– Позвольте мне, уважаемые господа, засвидетельствовать вам свое глубокое почтение. Мне очень приятно, что вы находитесь в добром здравии.

Лошади оторвались от травы и уставились в мою сторону. Несмотря на бешено колотивший мое сердце страх, меня начала забавлять эта игра. Я отвесил еще один церемонный поклон и извинился, что обращаюсь к столь знатным особам, не будучи им представлен.

– Я ваш сосед, сын Уильяма Грина, эсквайера – Генри Грин.

Тут кто-то больно схватил меня за шиворот:

– И что делает в моем саду мистер Генри Грин?

Я хотел было вырваться, но рука держала крепко. Повернув голову, я встретился с колючим взглядом Гулливера.

– Итак, что вы забыли в моем саду, молодой человек?

Можно было соврать, придумать что-нибудь, но мне не хотелось быть похожим на тех еху, которых так презирал хозяин сада.

– Я прочитал книгу о ваших путешествиях, сэр, – отвечал я честно.‒ Я увидел, что лошади, с которыми вы обращаетесь, как с лордами, пасутся одни без присмотра. Мне стало интересно посмотреть на них поближе.

– Признавайся, ты разговаривал с ними, чтобы посмеяться надо мной?

– Говоря по чести, сэр, я разговаривал с ними и в самом деле, шутки ради, чтобы позабавиться. Но смеяться над вами я бы никогда не осмелился.

– Достойный ответ, юноша, – смягчился Гулливер, – но я запрещаю тебе впредь приближаться к жеребцам.

И чуть помолчав, добавил:

– Они не любят посторонних.

С этого дня я стал желанным гостем в доме Гулливера. Капитан понемногу проникся ко мне доверием и часто рассказывал о своих путешествиях. Я узнал многое из того, чего не было в книге и даже, развлечения ради, учил с ним язык лилипутов.

Но больше всего меня восхищали рассказы мистера Гулливера о стране лошадей. Под воздействием этих рассказов я, незаметно для себя, начал проникаться мыслями моего кумира относительно всего человечества. Как и он, я обращал все больше внимания на пороки окружающих и искренне стал считать человеческую породу самой подлой на земле. И еще больше мечтал о дальних путешествиях.

Найти справедливую страну гуигнгнмов стало целью моей жизни. Однако нечего было и думать, чтобы спросить место ее расположения у Гулливера. Опасаясь за благополучие гуигнгнмов, он ни одному еху никогда бы не указал пути туда. Я же был всего лишь одним из еху. Может в его глазах и лучшим из них.

Родители не одобряли моей дружбы со странным соседом, однако я искусно скрывал внушенные им чувства к окружающим, и у них не было достаточных оснований запретить мне эти посещения.

В 1735 году наша семья переехала в Лондон. Отец получил назначение на должность, которая требовала его постоянного присутствия в столице.

Мы тепло попрощались с мистером Гулливером, который к тому времени стал не только моим другом, но и учителем и наставником. Больше мы никогда не виделись.

В Лондоне, желая последовать примеру моего кумира, я, вопреки воле родителей, начал учиться на врача. Учеба мне давалась легко, хоть и не доставляла никакой радости.

Только в Лондоне я до конца понял причины неприязни Гулливера к человеческому роду. Многие пороки, которые люди скрывают в деревенской глуши, эти же люди выставляют напоказ в больших городах.

После окончания учебы я, к тому времени твердо решив отыскать страну гуигнгнмов, плавал судовым врачом на разных торговых судах. Надо сказать, я не видел в своих путешествиях тех диковинных стран, которые посещал Гулливер. Диких мест на земле почти не осталось, везде, куда только можно было проникнуть, властвовал белый человек. Он прилагал большие усилия, чтобы цивилизовать местных дикарей: одеть их в штаны, научить пить и сквернословить.

Во время этих, ничем не примечательных, скучных плаваний я у всех спрашивал о стране благородных лошадей – гуигнгнмов. Но никто не слыхал о такой стране.

В 1746 году я решил оставить свои поиски и вернуться в Лондон. Видимо мечте найти страну гуигнгнмов суждено было так и остаться мечтой. Мне же предстояло спокойно доживать свой век в родовом поместье. Хоть я и не был старшим в семье и не мог претендовать на Самерби, я не сомневался, что мой старший брат Ричард не откажет мне в помощи и крове.

Но в Англии меня ждали плохие известия. Мой отец был обвинен в связях с якобитами и умер в тюрьме, мой старший брат Ричард погиб в битве при Каллодене, где сражался на стороне шотландцев. Ненадолго пережила их и моя несчастная матушка. Все имущество нашей семьи было конфисковано.

За годы странствий я сколотил небольшое состояние, которого должно было хватить на получение врачебной практики и тихой жизни где-нибудь на окраине Лондона. Полный решимости прочно осесть на суше я снял комнату с пансионом у миссис Дюррей в Вест-Энде и занялся поиском врачебной практики. Однако прежние друзья и знакомые сторонились меня – сына мятежника, прежде всегда открытые двери родственников были теперь закрыты.

Я пробыл в Лондоне всю зиму, но так и не нашел возможности для применения своих способностей: не было надежды даже на самую ничтожную врачебную практику. Деньги медленно таяли. Добрейшая миссис Дюррей, видя, что дальнейшее нахождение в ее доме сына мятежника, да еще и без средств к существованию, сулит ей больше неприятностей, чем выгод, всем своим видом давала понять, как я обязал бы ее, убравшись куда-нибудь подальше.