Виро Кадош - Что рассказать вам об Иваре Маккое?

Что же касается меня, то я с Иваром действительно подружился. На самом деле, это не так просто, как может показаться. Стать другом угрюмому молчуну-одиночке намного проще, чем такому вроде бы дружелюбному, общительному и открытому человеку, как Ивар. Он всегда готов дарить миру свои улыбки, шутки и энергию, вот только ровно в той мере, которую определяет сам. Сколько недель ежедневного общения, смеха, работы и проказ прошло, прежде чем я услышал чуть больше, чем стандартная фраза про пилота? Через сколько месяцев он осторожно поделился со мной своими сомнениями? Про страхи же, обиды, боль я стал слышать только несколько лет спустя. И к тому времени, когда это случилось, я уже не представлял жизни без неба.

Да, наверное, это смешно, но Ивар заразил меня своей страстью, своей уверенностью, своими самыми сокровенными мечтами, и очень скоро мы уже мечтали на пару.

Космодром… Пару лет я засыпал, представляя, как иду по гладкой поверхности специального сверхпрочного покрытия – твердого и надежного, не то что наши пески. Рисовал в воображении корабли, расставлял их на посадочном поле: самые красивые вперед, но и чтобы остальные не обидеть. И каждый месяц исправно появлялся новый любимчик, которого, конечно же, надо было приткнуть в самую середину.

Мы не верили в Санта Клауса уже с пеленок, но если бы верили, то каждый год к нему летело бы письмо с просьбой прислать билет если не на космолет, то хотя бы в космопорт со скромной подписью «Криг и Ивар». Ударение на «и», кстати. И-ивар. А то мало ли, как его прочтут, – может, как командир Дирк. ИвАр. Но он и на Всеобщем Межгалактическом в принципе плохо говорил, так что неудивительно.

Интересно, кто дал ему имя? Родители или нянечки в приюте? Вы же журналист, покопайте в каких-нибудь архивах. Хотя, наверное, это уже сделали спецслужбы. Они бы ведь ему сказали, если бы что-то нашли?.. Интересно, откуда он родом. Имя-то необычное. По крайней мере, я никогда такое не слышал.

А может, и нашли уже, да не стали озвучивать. Вдруг они наркоманы, как мои предки, или срок мотают. Меня забрали в приют в семь лет, многое соображал уже. И я вам так скажу: лучше всю жизнь гадать, кем были родители и почему тебя бросили, чем помнить застывшие под кайфом глаза и драки за очередной ингалятор с дурью. В свинарник было приятнее войти, чем в нашу квартиру. А уж про новую, или хотя бы по размеру, одежду, еду три раза в день и школу я вообще молчу.

Хотя, наверное, будь у меня хорошие родители, как у Лероя, было бы еще гаже. Они у него при крушении шаттла погибли, а родственников больше не сыскалось. Так что Лерою, единственному из нас, кто знал, что такое семья, было чертовски погано, и характер у него был соответствующий. Вот только кто бы стал его винить?..

Ивар о своей семье не только не помнил, но и не знал ничегошеньки. И, кажется, не хотел знать. Не в его характере это – рассуждать, что было бы, если… Есть настоящее и будущее. А прошлое, особенно хреновое, уже прошло, да и бог с ним. Да и не было в нашем прошлом на тот момент ничего, за что стоило цепляться, а потом это уже вошло в привычку. Так что все наши разговоры были всегда о будущем. Поначалу детские, неопределенные, но повзрослели мы быстро на простых фермерских харчах и ежедневной работе. И у нас постепенно начал вырисовываться план действий.

И первым его пунктом было – уйти с фермы, а значит, нужны были деньги.

И это был тупик. Денег нам не давали. Приемные родители считали, что за наш труд с лихвой расплачиваются парой штанов в год, кроватью да едой. Кормили, правда, досыта, пусть и без затей. Но хотя бы от голода мы не качались, только от усталости.

Нет, затворниками на ферме мы не были. Каждые выходные ездили в город на рынок, продавали овощи, мясо, молоко и сыр. Цены были фиксированные, и по возвращении я переводил на счет Билла все до литра. Почти полгода мы с Иваром ломали голову, что же придумать, пока одна старушка не попросила нас помочь донести ее покупки. Ивар вызвался просто из уважения, а пожилая леди накинула ему полстакана. С тех пор и пошло. Один из нас стоял за прилавком, а второй помогал дотащить тяжелые сумки до остановки авиакара, а иногда и до дома. Пару раз Ивару несказанно повезло, и его попросили сделать что-то по дому. И расщедрились на целый литр. Невиданное для нас богатство.

Меня просили реже – я был выше, плечистее и куда угрюмее, так что, думаю, меня просто боялись. Довольно быстро наши дела пошли в гору, хотя бы в финансовом плане. Ну, то есть как в гору… Скорее, в холмик. Ровно до тех пор, пока Ивара не заприметила одна вдова. Пару раз он честно носил ей покупки, вежливо и охотно отвечая на вопросы, а потом… Ну, тут, думаю, история понятна же, да? Ивар всегда нравился женщинам, но это был, пожалуй, первый раз, когда он понравился не как мальчишка, но как мужчина. Вот только когда тебе шестнадцать, и ты еще ни разу даже не целовался, угодить в объекты сексуальной охоты пусть не старой, но все-таки уже весьма зрелой женщины… Тут, конечно, кому как, но Ивара тогда это не обрадовало. Так что ему пришлось на довольно долгое время затаиться, и мы снова откатились назад.

А еще через месяц Ивар сказал:

– Джереми отдал мне губную гармошку.

К тому моменту Джереми уже уехал с фермы. Кажется, он неплохо зарабатывал на жизнь, играя в пабах. Поначалу новость меня заинтересовала только в том ключе, что Ивар где-то встретил Джереми, но оказалось, что она важна совсем по другой причине.

– Я научусь играть и буду давать концерты на рынке, – продолжил Ивар свою мысль.

Я отнесся к этому заявлению скептически.

– Но ты же никогда не держал ее в руках, – сказал я ему.

– Я и на лошадь сел когда-то в первый раз, – пожал плечами Ивар и извлек из гармошки несколько резких трелей.

За следующие месяцы я успел возненавидеть губную гармошку и полюбить тишину как самое великое благо, а наши большие неповоротливые лошади стали нервными и шуганными, вздрагивая от любого звука.

Но в один из особенно тяжелых дней, когда снова сломался транспортер и мы полдня провели по плечи в невероятно вонючей жиже, уставший до полусмерти, чумазый Ивар приложил гармошку к губам, и вместо череды фальшивых нот выдал незатейливую, но чистую мелодию.

От удивления я даже забыл, что до этого мечтал поскорее оказаться в стерилизаторе и что у меня чешется все тело от пота и грязи. Ивар, пораженный не меньше меня, с опаской посмотрел на гармошку, будто та вдруг зажила собственной жизнью, и снова принялся играть.

Уже назавтра я скрипел зубами, в сотый, если не в тысячный раз слушая одну и ту же песенку, но через неделю Ивар разучил еще одну. А потом еще и еще. А уже через полгода он идеально повторял любую услышанную мелодию.