Владлен Авинда - ПИРАТЫ ЧЕРНОГО МОРЯ. Залив сокровищ

Этот беломраморный храм возвышался на утёсе Бараньего лба, с него в море вела лестница в сорок ступеней.

Попадала добыча таврам во время туманов, когда капитаны теряли ориентировку, а тавры трубили в рога, призывая моряков повернуть на их сигналы.

Во время штормов корабли прятались в защищённом горами заливе и становились очередным богатым уловом для пиратов.

Если приходила военная эскадра, чтобы наказать разбойников, то тавры сразу же убегали в горы, бросив своё скудное хозяйство, ведь награбленное богатство они давно попрятали по пещерам, щелям, гротам, куда вели потайные тропы с нырянием под воду или замурованные подземные хода. Гнаться за ловкими и опытными горцами, знавшими все дороги вокруг, греческие гоплиты не решались, боясь попасться в очередную западню.

Морские ветры, что рокотали над Понтом, имели свои имена, которые им давали моряки и рыбаки, испытав силу парусных мускулов, рваный ужас ураганов, ласковые мелодии теплого юга, сырой запах дождя с мандариновыми, олеандровыми оттенками, а жаркое солнце приносило смолистый запах сосны, кевы и можжевельника. Умеренный северный ветер называли «понтийским горнистом», а северо-восточный, срывающийся с гор у большой бухты – «понтийская буря», жаркий ветер юга, сильный и приятный, носил имя «ливийский флейтист», западный звонкий и весёлый – «Золотая кифара Орфея». Это были Большие ветры, а Малые дули и вздымались волной из-за каждого мыса, скалистой горы, гуляли в утёсах, носились по бухтам, смеялись и хмурились среди заливов и проливов.

Ветры залива сокровищ были покорны таврской Богине Девы, державшей их на короткой узде. Одной рукой Дева будто ласкала тавров, гладя их ласковым ветром, а другой топила в море корабли. Крутящийся ветровой хоровод у островов называли кратко и ёмко – «Безумие». Белые волны у мыса – «Буйная пена». Зеркальный штиль – «Истома», утреннюю прохладу – «Свежесть», вечерний закат – «Золото перевала», лунную млечность моря – «Серебро на ладони». «Поющие кони» – гудели над хижинами, прилетая с гор. Проливной дождь был известен, как «Мокрые волосы», а краткий и редкий – «Слёзы Девы».

Сильное течение у подводных гротов «Щупальца медузы», рассыпанные камни в море – «Блестящие жемчуга». Бродившее эхо голосов по скалам и водам «Уши розовых раковин». Зелёные, бурые, фиолетовые и красные водоросли – « Глаза утопших».

Иногда странное облако рождалось вокруг горы, разделяя её на две половины. Плотное с лазоревыми оттенками оно медленно вращалось вокруг горы, а небо стояло чистое и прозрачное. Спустя некоторое время облако взбухало, увеличивалось и закрывало гору с середины до самой вершины. Тавры назвали это облако «Шлем на голове». Оно вызывало у них необъяснимый страх и суеверие, будто это было таинственное дыхание самой горы, чудище оживающего Медведя.

Вождь Вир стоял во главе пиратских деревень, рассыпавшихся по излучине побережья, всего их было четыре, а пятая раскинулась вдали от моря у одинокого красного камня. Над всеми таврами правил царь Феопант, а Виру подчинялась это милое урочище с немногочисленными обитателями и залив сокровищ, но среди всех тавров он прославился самым удачливым и богатым.

Рослого роста с пушистыми усами и бородой Вир напоминал фигуру старого деда, вырубленного из горной гранитной породы и спустившегося к морю, а теперь будто вечно живущего на этой земле. И мощь скал и гор вошли в его гордое обличье старика-великана с высоким лбом и прямым носом, бороду он коротко подрезал. Но был пылок «Дед», точно земное горячее нутро, передало ему свой жар и огонь души. А глаза зорко блестели, выдавая его молодость. Чуть выше лба в черепе вмятина от удара сорвавшегося камня. Одевался Вир в кожи, выделанные мастерами-таврами из домашних животных и убитых на охоте: кожаные штаны в обтяжку, кожаные постолы, длиннополая кожаная куртка, а летом ходил с обнажённым мускулистым торсом.

За постоянные раздумья о пиратских нападениях, как умело и ловко остановить греческий корабль, обезоружить и пленить команду, он получил прозвище «Голова». Однажды в каменном гроте, высеченном в скале у моря, Вир собрал правителей приморских сёл, чтобы договориться о тайных знаках сообщения между отрядами во время пиратских атак. Когда и где зажигать ложные маяки, где держать сети из гибких лиан, куда прятать быстроходные лодки.

– Я задумал сделать наш залив местом сбора сокровищ, ведь он стоит на торговом перепутье, где скрещиваются центральные корабельные маршруты Понта!

Умный лоб и горящие глаза сразу выдавали в нём главаря прибрежных пиратов, хотя об этом говорили и глубокое уважение, даже восхищение как удачливому охотнику. Но одной охотой прокормиться было невозможно, дикого зверья стала мало в горах и тавры приладились к новому ремеслу – пиратству.

Вождь Вир владел непостижимой силой и властью над своими сородичами, каждое слово служило приказом, который они безоговорочно выполняли. Законы и обычаи тавров были суровы.

Грот застилали шкуры медведей и волков, сражённых меткой рукой Вира, а у входа на шесте болтался белый череп быка, тотем тавров. Назвали «Грот быка»

Внизу под скалой находился другой, но подводный грот, сейчас молчаливый и кроткий, но при бушующем шторме вдруг оживающий, словно приплывает к нему морское чудовище, и остервенело кричит, пугающе плачет, громко рыдает. Будто зверь потерял здесь свою подругу, попавшую в западню от свалившегося большого камня с потолка и преградившей ей путь на волю. И погибла несчастная зверюга от голода. И печально поёт и трубит грот. И летят веером серебряные пена и брызги, как венки погребённой и утопшей. Имя у грота – «Эхо смерти».

Сидели долго, медленно разговаривая и потягивая из вычищенных бычьих рогов, красный хмельной напиток, из захваченных у греков амфор, запечатанных воском.

– Я думаю, что костёр надо зажигать на головах островов, а не на берегу, пусть греческие пиндосы ( так тавры презрительно называли греков) теряют ориентацию и сразу могут ткнуться носом в скалу и сесть на мель, – высказался «Лис», правитель деревни «Рыжая лисица». Это был худой и хитрый тавр с волосатой седой грудью. При дележе пиратской добычи всегда выхватывал жирные куски для своей деревни, хотя воинов для атаки предоставлял меньше, чем другие отряды, но они были опытные, смелые и отчаянные.

– Лис прав, надо даже ещё ряд костров зажигать и запутывать мореходов! – поддержал его «Орёл», правитель рыбачьей деревушки, лежащей под скалой, где они собрались на совет. Что-то в облике тавра обрисовывалось хищное, птичье и стремительное, будто в миг сорвётся с обрыва, взлетит в синеву, а потом камнем упадёт на свою добычу. Такой же крючковатый нос, как у орла, дыбом стоящие редкие волосы, кривые ноги с буграми ногтей, точно когти орла, и длинные руки, постоянно взмахивающие, как крылья.