Джанет Нортон - На Другой стороне. Падение

Но почему эта война была предпочтительней той, что лишала их дома, Омид не понимал. Идя по улицам родного города, он видел раненных темными тварями, которых пытались излечить лекари, видел бежавших из своих городов и поселений эна, нуждающихся подобно беднякам во всем, что им пришлось оставить позади ради спасения своих жизней. Их было так много, что приютить всех беглецов даже в таком большом городе как Эмоюнг оказалось невозможно, но испуганные арья напрочь отказывались выходить за охраняемый частокол, чтобы обустроить лагерь рядом с городом. Видя испуганные лица детей, Омид невольно представлял себя на их месте и все больше злился на свое бессилие облегчить их жизнь и избавить от ночных кошмаров, словно преследующих их и наяву.

Но и со своими кошмарами Омид не справлялся. Вопросы их мира и мира теней терзали Омида по ночам, и никакие наставления старших не могли успокоить его тянущийся к правде ум. От того его кинжалы не попадали в цель на ежедневных занятиях с наставником, и потому Тэру переживала за сына, видя его терзания за маской отрешенности. Омид никогда не подавал виду среди других эна, если чувствовал себя плохо. Ни боль, ни страх не отражались на юном лице, словно его невозможно было чем-то вывести из себя. Все, что тревожило Омида, он пытался спрятать глубоко внутри, туда, где только внимательные глаза матери могли найти опасное томление. Он был очень похож на своего отца, Абаура, и потому вдвойне дорог заботливой Тэру. Ее сердце тревожилось за мужа, ушедшего к северной границе, и разрывалось на части при виде обеспокоенного Омида.

– Не томи себя тяжелыми думами, поделись ими, – ласково и тихо сказала Тэру, пока они шли по висячим мостам, осматривая город с высоты. Омид замедлил шаг, потупив взгляд, но собрался с силами и осторожно заговорил:

– Отец сказал, что если он погибнет в битве с эферья, то я поведу нас сражаться дальше… Но чем ближе этот день, тем больше я осознаю, что не хочу сражаться. Не с ними.

Тэру молча слушала Омида, пока мальчик не остановился и не стих совсем, отрешенно глядя на рыночную площадь, что простиралась под мостами. Подойдя ближе, Тэру приобняла сына за плечи, тоже взглянув на площадь. Торговля шла своим ходом, но былого веселья на лицах эна она не замечала. Было лишь желание купить что-то раньше, чем товар исчезнет с полок или станет жизненно необходимым, как снадобья или оружие.

– Эферья всегда были нашими врагами, сражаться с ними велят тени, так говорят наши шаманы, – напомнила Тэру, на что Омид отрицательно покачал головой.

– Тени разные… – уверенно сказал Омид. – И даже будучи разными, они помогают друг другу в войне за Свет. Если так могут тени, то почему мы не следуем их примеру? – спросил Омид, взглянув на мать.

Тэру не смогла ответить сразу и в ее карих глазах поселилась глубокая печаль. Крепко зажмурившись, чтобы прийти в себя, Тэру усилием воли прогнала нахлынувшую на нее волну страха. Она понимала сына и всем сердцем желала с ним согласиться, но не могла, чувствуя в том волю своей собственной тени. Взяв в руку свой кристалл, Тэру взглянула на ровные грани камня, но увидела не сияние внутри кристалла, а туман неизвестности, в котором блуждали все эна, когда пытались понять волю теней. Неведомые создания были добры и жестоки, милосердны и беспощадны, порой их воля была простой и во благо, порой меняла их судьбу до неузнаваемости, и со всем им приходилось мириться и соглашаться, ведь эна не были вольны в своих поступках и решениях, порой даже не осознавая, что поступают так или иначе, потому что так велели тени. Тени показывали им путь, и, казалось, свой Тэру видела ясно – жизнь Омида была для нее важнее всего, и что бы не происходило с их миром, война с Мглой и эферья стоила всего пролитого ими света, если в конце всех бед и тревог Омид должен был жить, не ведая больше сражений. Она знала, что всем сердцем будет жалеть тех, кто падет в предстоящей битве, и тех, кому придется жить дальше с утратой, но даже представить, что лишится из-за жалости к другим своего сына, Тэру не могла, как не могла она сказать самому Омиду, что ради его благополучия поддерживала мужа в военном наступлении на эферья. Омид был слишком юным, чтобы ее понять, ведь прожил всего лишь десять лет жизни, но уже был слишком самоотверженным, чтобы принять такую правду.

– Потому что мы тоже разные, – задумавшись, ответила Тэру. – И порой мнение большинства важнее мнения отдельных эна. Арья хотят этой войны, чтобы после победы жить в мире и покое, как и обещают нам тени… Поэтому Абаур ведет их к границе, чтобы с частью объединившихся арья показать и всем остальным дорогу в будущее. Поэтому, если он падет в битве, ты должен будешь продолжить его дело, как ради самого себя, так и ради нас всех.

– Я не понимаю, – признался Омид, качнув от досады головой. – Когда все это началось? Почему мы враждуем с эферья? Разве не должны тени вести нас к Свету? Или имелся в виду последний свет? Значит, мы просто должны умирать? Тогда зачем куда-то бежать и сражаться с эферья, когда к нам и так приближается Мгла? – растерянно глянув на мать, спросил Омид, надеясь на хоть какие-то ответы, но вместо голоса Тэру вдруг раздались удивленные голоса эна.

Взглянув на горожан, Омид увидел, что многие схватились за свои кристаллы, свет в которых вдруг резко померк. Их было так много, что арья не могли поверить в случившееся, испуганно глядя друг на друга, ведь это значило, что разом погибли сотни теней, с которыми арья связывали нити жизни. Вдруг раздался рев сигнальных труб. Свет солнца исчез, и город неожиданно окутала ночь. Ужаснувшись своей догадке, Тэру взглянула на кроны деревьев, загородив собой Омида. С диким протяжным ревом с неба на Эмоюнг хлынули десятки темных тварей, прорываясь сквозь могучие кроны и опаляя их своим огненным дыханием. Сквозь крики ужаса раздались резкие приказы, и стражники города кинулись в воздух на крыльях наперерез вдруг появившимся монстрам.

– Мама! – крикнул Омид, увидев приближающуюся к ним темную тварь. Выхватив из-за пояса кинжалы, Омид оттолкнул Тэру в сторону и выскочил вперед, чтобы сразиться с монстром. Но тут мост всколыхнула еще одна темная тварь, и Омид потерял столь нужное ему для атаки равновесие.

– Омид! – раздался отчаянный крик Тэру.

Последнее, что успел увидеть Омид, была огромная разинутая пасть, охваченная ярким желтым огнем…

***

Дожди не прекращались, и улицы Линтона все чаще освещали фонарные столбы нежели свет солнца. Похолодание, охватившее город, заметно подчеркнуло, каким безжизненным был Линтон, что ранним утром, что поздним вечером, когда горожане стремились попасть на работу и уйти домой с закатом солнца. Людей не было видно, словно они перемещались тайными маршрутами, избегая друг друга, и даже машины проезжали с такой скоростью, словно опасались задерживаться в том или ином районе дольше необходимого.