Джанет Нортон - На Другой стороне. Падение

Аруд был столь уверен и так зол, произнося свою речь, что Уильям нервно сглотнул ком в горле и пододвинул книги поближе к краю стола, чтобы напомнить о том, зачем Аруд пришел в библиотеку.

– Столкновения культур всегда были причиной кровопролития. Надеюсь, война скоро закончится и думать про новую ради наступления светлого будущего уже не придется, – выдавил из себя Уильям, попытавшись говорить как можно спокойно и уверенно.

– Верно говорите, мистер Клиффорд, – кивнул Аруд, криво ухмыльнувшись. Сняв с плеча рюкзак, Аруд начал укладывать в него книги, спустя мгновение вдруг доверительно заговорив:

– Если что, у меня есть понимающие друзья в миграционной службе. Этот ваш мусор на пороге быстро уберут, – сказал он, чем сильно удивил Уильяма.

– Простите?.. Какой мусор? – не понял Уильям, и Аруд кивнул в сторону двери. Глянув на дверь, Уильям догадался, что Аруд говорил о беженке, и поспешно замотал головой, заулыбавшись, словно речь шла о пустяке.

– Да ну, что вы! Это ничего, она мне не мешает…

Аруд положил последнюю книгу в рюкзак и закинул его на плечо.

– Когда к ней рядом подселится еще сотня таких же, будете жалеть, что не обезопасили свою «культуру» от очередного «столкновения», – передразнил его ранее сказанные слова Аруд, кивнув на прощание, после чего размашистым шагом направился на выход. Открыв дверь и взглянув на стремительно темнеющее небо, Аруд накинул на голову капюшон походной куртки и ушел, обойдя то место, где располагался тент беженки, за несколько метров.

Дверь библиотеки неторопливо закрылась сама собой и Уильям неловко сел на стул, чтобы прийти в себя и осмыслить весь диалог, который состоялся со старым знакомым. И даже включенное радио, на котором заиграла тихая музыка, не отвлекало его от странных дум о том самом обществе, что он так старался избегать, со всеми его ужасными конфликтами, которые зарождались как на уровне межличностных отношений, так и на уровне мировых держав.

Вдруг Уильям почувствовал себя ужасно ничтожным на фоне глобальных процессов в мире, в котором жил. Беспомощным что-то исправить и подарить ту частичку знаний, что хранил хотя бы в пределах вверенной ему библиотеки. Ведь вполне вероятно, что даже в запыленных томах, позабытых всеми людьми на свете, был тот самый ответ на вопрос, как же добиться светлого будущего, не лишая его другого живого человека.

Когда стеклянная дверь блеснула в свете молнии, а потом раздался гром, Уильям понял, что просидел в раздумьях до самого вечера. Начался дождь и капли забарабанили по крыше библиотеки, а ветер начал швырять их в оконные стекла, за которыми виднелся разрастающийся ураган. Погода не давала о себе забыть, но вместо того, чтобы собраться поскорее в свою съемную квартиру, Уильям понял, что никуда не уйдет этим вечером и сделает хоть что-то, чтобы отстоять свою собственную культуру.

Он решительно подошел к двери, не тронув пальто, и обнаружил на пороге беженку. Спрятавшись под крыльцом от ливня, женщина вздрогнула от неожиданности, когда дверь за ее спиной резко распахнулась, и поспешила назад в свой тент, как вдруг Уильям ее окликнул.

– Нет! Нет-нет, я не хотел вас испугать! Простите… Я хотел предложить… Зайти. А то буря начинается и…

Заметив на лице беженки смущенное удивление, Уильям неловко рассмеялся.

– Ах, ну да. Вы уже знаете, что буря начинается. Заходите, переждете здесь, в тепле… Вы ведь понимаете, что я говорю? – решил он уточнить напоследок, надеясь, что его действительно поняли. Беженка кивнула, медленно и робко, но все же поднявшись по лестнице. Задержавшись рядом с Уильямом на проходе, она внимательно посмотрела в его синие глаза и зашла внутрь библиотеки.

Застыв рядом с закрывшейся дверью, беженка с удивлением взглянула на растерявшегося Уильяма. Казалось, он не знал, что делать дальше. Осмотрев свою библиотеку, Уильям заметил что-то на столе и с улыбкой на губах кинулся к запылившемуся электрическому чайнику, чтобы вскипятить воду.

– Присаживайтесь, у меня есть немного конфет, к сожалению, в библиотеке с едой нельзя, но эти ириски очень вкусные и я храню немного в столе, – начал он говорить невпопад, словно оправдываясь за свое суетливое перемещение в поисках чашек.

Беженка присела на стул напротив стола Уильяма и принялась оглядываться по сторонам.

– А как вас зовут? – наконец завершив все приготовления к чаепитию, спросил Уильям.

– Меня зовут Нур, – ответила беженка, с трудом сдержав кашель, и Уильям улыбнулся, садясь напротив Нур за стол.

– Приятно познакомиться, Нур. А меня зовут Уилл… Хотите ириски?

Нур улыбнулась и кивнула, а Уильям поделился половиной своего запаса сладостей, едва ли понимая, почему вдруг почувствовал себя счастливым.

***

Раниеро был в тронном зале правителей лишь раз, когда он и Люция совсем юнцами посещали королевский прием вместе со своими родителями. Его память не сохранила великолепие тронного зала, и Раниеро невольно восхитился его величественной красотой, когда вновь оказался под золотыми арочными сводами. Он не предполагал, что однажды снова переступит порог словно пронизанного светом помещения, и уж тем более, что остановится на месте почетной охраны подле королевских тронов Зарии и Раанана.

Как капитан королевской стражи, Раниеро должен был охранять правителей во время приема вместе с остальными гвардейцами, что стерегли тронный зал, рассредоточившись вдоль высоких стен. Потому он внимательно наблюдал за каждым, кто проходил через широкие двери зала, всматриваясь в незнакомые лица, и невольно беспокоился от того, что чувствовал тревогу придворных. Тронный зал правителей был полон умиротворяющего света, потому так выделялись опечаленные, словно потемневшие лица эна и затаившийся в их глазах страх, что замечал Раниеро, следя за разрастающейся толпой гостей. Жители Басилеи прилетали со всех концов королевства перед Днем Дара, чтобы попросить у правителей совета или помощи и пожаловаться на беды, с которыми сталкивались у себя дома. Подобные приемы считались неотъемлемым долгом короля и королевы перед своим народом, ведь только в их власти было помочь своим подданным в борьбе с темными тварями. Монстры нападали на поселения эна у границ королевства все чаще, но больше всего жителей Басилеи беспокоило то, как быстро темнели их кристаллы.

Раниеро был неприятно удивлен тем, как много эна беспокоилось о мраке, искорежившем свет внутри их кристаллов, что они носили на шее со своего Дня Дара, но еще больше – причине появления этого мрака, которую они называли. «Чистюль», как шутливо окрестили солдаты тех, у кого мрака в камнях не было, становилось все меньше, и, будучи пока что одним из них, Раниеро не мог не смутиться тем речам, что слышал от прибывших на прием к правителям. Раниеро не верил в то, что мрак в кристаллах зависел от теней, живущих по другую сторону барьера, и судил по самому себе и Люции. Он считал, что его кристалл, как и кристалл Люции, сиял ровным светом без намека на червоточины, потому что это была его собственная заслуга. Раниеро не поддавался слабостям, не нарушал законов своих правителей и служил им верно уже не первую сотню лет, тем самым стараясь сохранять свет кристалла нетронутым темнотой. Но если мрак в камне все же возникал, то только по его собственной вине, а никак не из-за теней. А пришедшие на прием были уверены в обратном и жаловались правителям на то, что тени их беспричинно наказывали их, не жалея даже детей.