Мария Герус - Крылья

Варка был принц из другого мира. Из мира, где водятся распрекрасные Иланы, где носят шёлковые чулки, надушенные нижние юбки, обувь по ноге и обедают каждый день. Про обеды Фамка вспомнила зря. Желудок свернулся в тугой ком боли, пришлось положить перо и скрючиться над столом, ожидая, пока пройдет приступ. – Фам, вы не слушаете! – прозвучало над самым ухом. На тощем плече Фамки сомкнулись костлявые пальцы. Фамка вздрогнула всем телом. Крысу она боялась до умопомрачения. Придерётся к чему-нибудь, нажалуется Главному Мастеру – и всё. Прощай, Королевский Лицеум. Рождённые в Норах пусть сидят в Норах. А придираться Крыса умел. И наказывать умел. Недаром на его уроках всегда было тихо, как в могиле. От ужаса Фамке даже есть расхотелось. Как ножом отрезало. Сжавшись, она смотрела в стол и пыталась приготовиться к самому худшему. – Не отвлекайтесь, Фам! – прошипел Крыса и, наконец, оставив в покое её плечо, двинулся дальше, туда, где сидел Варка и его курицы. – В качестве примера удачного применения анафоры можно использовать…

***

Варка склонился над тетрадью, усердно делая вид, что пишет. Его просто распирало от ярости. Ах ты, Крыса… Чего тебе от несчастной Фамки понадобилось? Выжить её хочешь, не иначе. Уже вторую неделю: «Фам – то, Фам – это». Фамка и так всего боится, и зубрит всё подряд, только бы не выгнали. Вон бледная какая, того и гляди в обморок грохнется. Навязался на нашу голову, Крысёныш длиннохвостый!

Крыса свалился на их бедные головы в начале года. До него Мастерство Версификации вёл милейший Арктус Грим. Арктус был поэтом, и как-то в молодости даже выиграл состязание бардов в Белой Кринице. Две-три его баллады распевали на улицах. Так что его можно было считать знаменитым поэтом. Сам он, во всяком случае, так и считал. Глаза его вдохновенно горели, седая шевелюра и лицейская мантия вдохновенно развевались, и речи он произносил исключительно вдохновенные.

Теорию Арктус не знал и знать не хотел, никакие анафоры и синекдохи его не волновали. Требовать он никогда ничего не требовал, на уроках мило беседовал с кучкой избранных любителей поэзии, мудро предоставляя остальным заниматься своими делами, в хорошие деньки, вроде сегодняшнего, обожал проводить занятия в садах наместника, откуда практичному человеку ничего не стоило сбежать.

Но Варка сбегал редко. Ему нравился Арктус, нравилось слушать его напевное чтение, нравилось даже выполнять всякие хитрые задания, сочинять сонеты по заданным рифмам или баллады на какую-нибудь возвышенную тему. Арктус его хвалил и предрекал великое будущее. Впрочем, будущее Варку не очень волновало.

И вот этот симпатичнейший Арктус сам, своими руками привёл в класс Крысу. Пожелал, видите ли, по примеру поэтов древности удалиться на покой, в деревню, а Крыса был должен его заменить. И Главный Мастер не воспротивился, стоял рядом, благодушно кивал, но косился на Крысу как-то странно. Как будто боялся, что ли. Илка сразу предположил, что Крыса приставлен от наместника, а, может, и от самого короля наблюдать за направлением мыслей в знаменитом на всю страну Лицеуме. Скорее всего, так оно и было.

Варка тут же почуял, что теперь неприятностей не оберёшься. И, как всегда, оказался прав. На первом же уроке Крыса поднял Ланку. Вначале Варка не удивился. Мастера, в общем-то, тоже люди, а Ланка красавица, четырнадцать лет ей ни за что не дашь, не у всякой взрослой девицы такая фигура.

В первый день она явилась в Лицеум с роскошной причёской. Прошлой весной в город проникла новая мода. Городские щёголи все как один принялись завивать локоны и прикреплять к их концам разные маленькие штучки в виде бабочек, цветочков и прочих насекомых. Штучки делались обычно из тончайшей золотой или серебряной проволоки, крохотных драгоценных камешков и кусочков шёлка. Впрочем, иногда дорогой оправы удостаивались и настоящие бабочки, засушенные и покрытые особым лаком.

Золота и драгоценностей у Варки не было, но зато он умел лазить по заборам. Каменная стена Садов наместника никогда не казалась ему серьёзным препятствием. В Садах водились изумительные бабочки, яркие, блестящие, менявшие цвет при каждом движении. Варка подошёл к делу основательно, и не только от желания порадовать Ланку. Гоняться по клумбам за бабочками, в то время как за тобой гоняются разъярённые сторожа, оказалось чрезвычайно забавно. Варка развлекался всё лето, наловил и насушил кучу бабочек, полную корзиночку подарил Ланке, а остальное раздал Цветанке, Любке, Фионке и прочим курицам. Узнав, что курицы тоже получили свою долю, Ланка почему-то надулась, но Варка редко обращал внимание на Ланкино настроение.

Разумеется, в первый день учебного года Ланка соорудила на голове нечто вроде пышного пирога из переплетённых прядей. С пирога свисали многочисленные локоны, и на кончике каждого дрожала прекрасная бабочка. Курицы тоже украсились как могли, но до Ланки им было далеко. И вот Крыса приказал Ланке встать, приблизился вплотную, некоторое время молча разглядывал замысловатую причёску, а потом протянул свою немытую клешню и брезгливо, двумя пальцами с обломанными желтоватыми ногтями, принялся обирать украшения. На миг все ошалели до полной немоты. Слышно было только, как с сухим стуком падают на парту бабочки. Потом курицы дружно ахнули. – Что вы делаете?!! – протестующее пискнула Ланка. – Привожу вашу голову в соответствие с Уставом Королевского Лицеума, – равнодушно проскрипел Крыса. – Устав предписывает ученикам носить прямые волосы без украшений на ладонь длиннее линии плеч, ученицам – волосы без украшений, гладко зачёсанные, заплетённые в косу. Ещё вопросы есть? Или вы желаете побеседовать на эту тему с Главным Мастером?

Вопросов ни у кого не было. Протестовать тоже почему-то никто не решился. И это в их буйном классе, в котором, кроме Варки, имеется ещё придурок Илка с компанией прихлебателей и великовозрастные Витус с Андрусом, которые вообще никого не боятся. Ланка стояла вся красная. Курицы под шумок торопливо сдирали с себя остатки былой красоты. Крыса сгрёб в ладонь плоды Варкиных летних трудов, неспешно направился к открытому окну и вытряхнул пёстрый сор. Бабочек унесло ветром, они падали медленно, как живые. Варка проводил их взглядом, покосился на тихо шипевшую от ярости Ланку. В глазах у неё дрожали злые слёзы. Варка стиснул зубы и принялся вынашивать план страшной мести.

Пока месть медленно зрела, Крыса успел навести в классе свои порядки. В полукруглом Зале для упражнений в искусстве Версификации воцарилось сплошное благонравие. Никто больше не болтал, не играл в чёт-нечёт, не чертил потихоньку построений для Мастера Счислений. У всех завелись пухлые тетради, а в тетрадях весьма подробные записи. Смываться с Версификации тоже больше никто не пытался. Да и что им оставалось делать?