Джеймс Кервуд - Золотая петля

Он выступил вперед и положил ей руку на плечо, сказав:

— Сейчас я займусь приготовлением завтрака, не желаете ли вы мне помочь?

Пока Филипп не почувствовал под своей рукой теплого, трепетавшего плеча девушки, он и не воображал, на какой редкий случай он наткнулся. Он вдруг прямо обратился к Брэму, так как тогда еще не был убежден вполне, что человек-волк действительно был сумасшедшим, — и импульсивно протянул руку вперед.

— Брэм, — воскликнул он, — она голодает! Теперь я знаю, почему ты обобрал меня! Но почему же ты мне ничего не сказал об этом? Почему ты скрыл от меня то, что она здесь, и не говоришь мне и теперь, кто она и зачем ты меня сюда привез?

Он ждал ответа, но Брэм смотрел на него в упор и молчал.

— Я вовсе тебе не враг, — продолжал Филипп. — Я…

Он не мог докончить своей фразы, потому что по всей комнате вдруг прокатился безумный смех Брэма. Сейчас он показался ему еще более ужасным, чем там, в пустынях Баррена, или в лесу, и он почувствовал, как стоявшая рядом с ним девушка задрожала. Ее лицо приходилось ему как раз к плечу, и он увидел, что она побледнела как смерть, и все-таки, несмотря на это, стала улыбаться. А Брэм все еще продолжал хохотать, и глаза его светились зеленым огнем, и с таким ужасным смехом он подошел к печи и стал подкидывать в нее хворост. И чем дольше он смеялся, тем девушка становилась все бледнее и бледнее. И все-таки улыбалась! Больше уж Филипп не спрашивал, кто она и почему находилась именно здесь. Его поразило именно то, что она была здесь и что ее измученная душа, глядя на него вот через эти самые ее глаза, синие как два великолепные аметиста, говорила ему, что Брэм извлекал из нее выгоду. И Филипп напряг мускулы, увидев громадную фигуру, наклонившуюся над печью. Представлялся удобный случай. Один прыжок — и он уже схватит за горло этого негодяя. Имея на своей стороне такое преимущество, Филипп рассчитывал, что шансы в борьбе будут одинаковы.

Вероятно, девушка догадалась, что было у него на уме, потому что вцепилась в его руку еще раньше, чем он успел двинуться с места, и оттащила его от Брэма, сказав ему что-то на языке, которого он не понимал. Брэм отошел от печки, взял ведро и, даже не взглянув на них, вышел из избушки. Они услышали, как, выйдя к своим волкам, он что-то им рассказывал и громко смеялся.

Опять умозаключения посыпались на Филиппа как из рога изобилия. Тотчас же по уходе Брэма девушка дала ему понять, что Брэм ее не обижает. С почти истерическим волнением она старалась добиться от Филиппа, чтобы он это понял, и наконец, схватив его за руку, потащила его к себе в комнатку через занавешенную шкурой дверь. Она объяснялась мимикой не хуже, чем на словах. Она показала ему все, что сделал для нее Брэм. Он отгородил для нее вот эту комнатку, поставив новую перегородку, и Филипп заметил, что она была срублена еще из свежего леса. Кроме тянувшейся вдоль стены скамьи, Брэм сколотил для нее еще и топорный стул и сосновый столик и разостлал по полу с полдюжины медвежьих шкур. Кой-какая одежда висела на стене — меховой капюшон и толстый непромокаемый плащ — и что-то еще было завязано в узел и лежало в углу.

— Кажется, я начинаю понимать вас, — обратился к ней Филипп, посмотрев ей прямо в голубые глаза. — Вы хотите, чтобы я не убивал Брэма Джонсона, когда он вернется обратно или когда-нибудь в другое время, и силитесь доказать мне, что он не причиняет вам зла. А почему вы боитесь его до глубины души? Я знаю это. Не обманете. Только несколько минут тому назад бы были бледны как смерть, а сейчас… сейчас сразу похорошели. Теперь слушайте, милая, что я вам скажу…

Ему было приятно, что она старалась не пропустить ни одного его слова и придвинулась к нему совсем близко, вперив в него свои большие, блестевшие глаза.

— Я влопался, — продолжал он с откровенной улыбкой. — По крайней мере, в настоящую минуту. Меня провели за нос. Возможно, что я поглупел так же, как и Брэм, но только сейчас этого еще не сознаю. Я отправился на поиски двух индейцев, а наткнулся на Брэма. Попав к нему сюда, я наткнулся на вас и в первую же минуту, увидев перед собою вас вот в этой самой двери, вынес такое впечатление, точно вы ожидали появления дьявола из преисподней. И если вы действительно не боитесь Брэма и он не обижает вас, то почему же именно сейчас, в его отсутствие, вы сразу так переменились? Я ошеломлен этим. Повторяю, я совершенно сбит этим с толку. Я дал бы миллион долларов, чтобы только высказался Брэм. Я ведь все время не спускал с вас глаз. Вы увидите, что этот румянец тотчас же сбежит с вашего лица и сердце перестанет у вас биться от страха, как только он сюда войдет. И вы еще хотите убедить меня в том, что он вас не обижает? Да оставьте, пожалуйста!

На ее лице появилось отражение какой-то внутренней перемены, которая неожиданно вдруг захватила и его.

— Вы сейчас находитесь за добрых полторы тысячи миль от людей, у которых такого же цвета волосы и глаза, как и у вас, — продолжал он, высказывая свои мысли вслух, точно это хоть сколько-нибудь могло бы пролить свет на интриговавшую его тайну. — Если бы вы были брюнеткой, — ну, тогда другое дело. Но ведь вы же не брюнетка. Вы — светлая блондинка, золотая, и у вас белый цвет лица. Ну не мучьте же меня, дайте мне идею! Кто вы, откуда и как сюда попали?

Он ждал от нее ответа, а она только ему улыбалась. Что-то страдальческое было в ее улыбке. Точно ком вдруг подкатил ему к горлу, и он на некоторое время совершенно позабыл о Брэме.

— Ведь вы не поняли ни единого слова из того, что я сейчас говорил, — обратился он к ней, схватил ее за руку обеими руками и крепко ее пожал, — не правда ли? Ни единого слова! Но мы все-таки понемногу добьемся своего. Мы научимся понимать друг друга. Я догадываюсь, что вы здесь уже давно и, кроме мяса, да еще и без соли, не ели больше ничего. Я ведь заметил, как вы бросились ко всем этим пакетам, которые валяются вот там на полу. Давайте же примемся за завтрак!

Он вывел ее в соседнюю комнатку, и она охотно стала помогать ему поднимать с полу закуски. Он почувствовал, что какая-то невыносимая тяжесть вдруг свалилась у него с плеч, и все продолжал и продолжал ей говорить, приготовляя в то же время и завтрак, которого она так нетерпеливо ожидала. Он старался не глядеть на нее. Он вдруг стал чувствовать какое-то новое возбуждение, какую-то теплоту, которая разливалась по его телу. Это было какое-то новое, приятное ощущение, нечто такое, чего он не мог объяснить себе в настоящую минуту. Только он знал, что это случилось с ним потому, что она ясно дала ему понять, что Брэм ее не обижал.

— Иначе бы я размозжил ему голову, когда он сидел здесь, нагнувшись над печкой, — продолжал он, приготовляя в своей кастрюльке какое-то кушанье из. сухого картофеля.