Мэй Фэн - Бодхисаттва. Китайская сказка о любви

Я знаю, что и она тоже часто задавалась этим вопросом и размышляла о нитях Судьбы. Вот ее записи, которые я храню на одной из полок своей библиотеки и перечитываю осенними вечерами, сидя с чашечкой горячего чая за своим дубовым столом. Да, стиль сумбурный, но сумбур – тоже стиль.

Порой я пытаюсь вспомнить, думала ли я о Китае в детстве, что знала о нем, где и от кого слышала. Меня, как и многих моих сверстниц, всегда больше манила Европа с ее замками, круассанами, принцами и белыми конями. Помню, как-то мы гадали на Троицу, я была тогда еще совсем девчушкой. В жаркий июньский полдень мы пришли на почти полностью затянувшуюся ряской канаву, нарвали цветов, сплели огромные душистые венки и бросили их в воду: куда поплывет венок, там и суженный твой. Тогда я просила свой веночек: «Милый, плыви на запад, туда-туда, где солнышко заходит, только не на восток, не в Азию».

Но от Судьбы не уйдешь, и через несколько лет, когда к нам в университет приехала делегация из Китая, я, листая буклет с описанием китайского университета, подумала: «Здорово было бы там учиться. Такие прекрасные тополиные аллеи! Настоящий сад!». Кто же мог предположить, что не пройдет и двух лет, как я буду бродить по картинке из буклета. Неужели в этом и кроется разгадка всех методик исполнения желаний? Чистая, тонкая, как шелковая нить, мысль – узелок, который завязан в самом сердце, будет основой расписного ковра будущей жизни, и ниточки от него разбегутся в разные стороны. В тот день профессор рассказывал о провинции, где располагался университет, об этой древней земле, родине многих мыслителей, военачальников, каллиграфов, поэтов и художников. Все это представлялось землей обетованной, в которую мне суждено было однажды отправиться.

Этот город…

Я всем сердцем привязалась к нему. Если сравнивать город с телом человека, то центр города – его сердце, защищают стены – ребра. А университет можно назвать печенью, не менее важным органом, с точки зрения древних китайцев, считающих печень вместилищем души. Вокруг городской стены вырыты каналы с мутной азиатской водой. Даже здесь прослеживаются следы философии, так глубоко повлиявшей на все стороны жизни китайцев: если мощные грубые стены представляют собой суровость и силу мужской энергии Ян, то тонкие нежные ивы по берегам канала – само воплощение женственной и чарующей Инь, послушной, но в то же время своенравной. Все здесь пребывает в гармонии и равновесии.

Люблю проходить сквозь старые ворота из серого кирпича, вдыхать запах кипарисов, со скрученными, словно выжатая одежда стволами. Внутри стен кипит жизнь – туристы, торговцы, рикши, повозки, лошади, машины, велосипедисты, пешеходы, студенты.

Однако больше всего город зовет к себе вечером, когда чья-то рука набрасывает на землю покрывало, прячущее лицо земли от солнца. Звуки и запахи становятся четче, ярче, насыщеннее. Повышается чувствительность ко всему. Я вижу крыши дворцов и залов за стеной. Резные фигурки, словно скатившись с покатых китайских крыш, остановились на самом конце карниза. Вдруг вспорхнут две белые птицы с большими крыльями, горделиво и непринужденно перелетят в другую часть сада. Обладателям мифологического мировоззрения, конечно, сразу придет в голову мысль, что это дух Конфуция, перевоплотившийся в птицу. Конфуций жил в этих местах, это его родина. Не знаю, связана ли необычность этого места с великим учителем китайского народа.

И вот я в университете. Это целый город-сад, маленькая вселенная, спрятанная от всего мира: словно нас накрыли плотной крышкой, чтобы оградить от иногда опасной окружающей действительности. Именно в кампусе я поняла, почему китайцы предпочитали жить в изоляции на протяжении многих веков. Жизнь текла неторопливо и радостно, не с кем было конкурировать, некому доказывать свою силу, не было надобности бороться с катаклизмами – сильным холодом или невыносимой жарой. Одним словом, и так все было хорошо.

Китайские университеты – живая недолговечная утопия. Говорят ли учителя студентам о существовании мира извне? Преподаватели провели всю жизнь в университете и могут только поделиться своими знаниями и умениями, также приобретенными ими когда-то в этих стенах. Поэтому безмятежный университетский мир кажется его немного наивным обитателям самой настоящей реальностью.

Вечерние толпы возле восточных ворот. Колоритам местного маленького рынка позавидовала бы палитра любого художника. Чего здесь только нет: носки в радужку, удивительно дешевые часы с сияющими стразами, браслеты, сережки и вдруг неожиданно парящая жаром лапша – отсюда уже начинаются кафе. Собачка, чуть не набежавшая на велосипедиста, женщина, всплескивающая воду прямо на тротуар, запах запеченной баранины под светлое пиво из грязных стаканов и снова бусики и вдруг целая толпа у одной из машин: распродажа блокнотов, их столько, что становится жаль загубленные на бумагу деревья.

Возможно, университетское время – самое счастливое для большинства из тех, кто полон надежд на блестящее будущее. Кто-то из них, вырвавшись в большой мир, осуществит свои мечты. Но, убедившись в том, что родные им гордятся и успех уже в кармане, задумается, счастлив ли по-настоящему. А кто-то, проигравший и смирившийся со своей судьбой, перелистывая высказывания Лао-цзы 3 3 Лао-цзы – древнекитайский философ VI—V веков до н. э., которому приписывается авторство классического даосского философского трактата «Дао Дэ Цзин». , будет счастлив с любимой семьей в родном городе и совсем без фотографий из далекого Нью-Йорка.

***

Жизнь даже в таком небольшом городе, как наш, кипела. Нью-Йоркской торговой бирже было не сравниться с маленьким городком по накалу страстей, скорости передачи информации, подвижной, горящей атмосфере тесных рынков, оживленных улиц, парков, которые вряд ли можно назвать уединенными. Именно по этим местам я гоняла на своем лихом велосипеде без тормозов. Его подарила мне преподавательница факультета русского языка – Хань Минсюй, которая была буддисткой и невероятно доброй женщиной с единственным лишь изъяном – она не умела никому отказывать. Веря в силу Буддизма и в добрые помыслы Хань Минсюй, я смело летала по городку без тормозов, при необходимости просто спрыгивая с велосипеда.

Вскоре после меня в университет приехали девочки: Олеся, Тамара и Кристина, которую мы звали просто «Кри». Звуки колесиков от чемоданов, набитых шоколадом, водкой и икрой, припасенных для подарков, громкие голоса и смех за несколько секунд оживили уснувшее на время летних каникул общежитие. Все мы были очень разными, но нас объединяла любовь к Китаю, даже несмотря на то, что мы знали его теневую сторону, тщательно спрятанную от туристов. Девочки вычистили свои комнаты, запылившиеся за лето, запаслись на небольшом рынке всем необходимом в быту. Не прошло и двух дней, как полки были заставлены самыми разнообразными бутылочками, духами, кремами, и интерьер больше напоминал лабораторию алхимика, нежели современную комнату. Пестрые пятна фотографий с красивыми пейзажами, любимыми актерами, машинами мечты развеселили белоснежные стены. Мой стол отличался еще и тем, что я купила рыбку и назвала ее Цзыхуаном, в честь мальчика, который тогда мне нравился. Попав на мой небольшой стол, Цзыхуан огляделся по сторонам, изучил названия всех словарей и учебных пособий, после чего отправился почивать в заросли водорослей.