Мэй Фэн - Бодхисаттва. Китайская сказка о любви

– Да, – точно ребенок, затараторила я восхищенно, – иероглифы просто чудесные, например, «ветер» – изображение птицы, у которой развивается хвост – его раздувает ветер.

– Или взять хотя бы «мэн» («сон»): внизу сразу видишь иероглиф «вечер, ночь», который похож на месяц, правда?

Шэнли нацарапал на деревянной мостовой иероглиф «мэн».

– В китайском «мэн» означает и «сон», и «мечта», как и в английском тоже. А вот в русском для этих двух понятий существуют два разных слова. Почему так, интересно?

– Не знаю…

– Хотя слово «мечта», с точки зрения этимологии, это то, что «мерцает», подобно иллюзорному видению, как сон… Все же есть какая-то связь. Кстати, я недавно думала про Муданьтин, «Пионовый павильон 18 18 Китайская пьеса XVI века времен династии Мин. », там тоже все завязано на снах, причем, судя по сюжету, произведение к реализму не отнесешь.

– Я плохо помню, – сказал Шэнли, смотря на противоположный берег реки.

– Одна девушка из благородной семьи после прогулки по весеннему саду вернулась в дом и прилегла отдохнуть. Во сне она увидела прекрасного юношу. Когда проснулась, очень затосковала по нему, нарисовала свой портрет и умерла от печали. Через несколько дней она приснилась причине своей гибели. Он в причудах от нее не отставал: по пути в столицу, куда он отправился на сдачу экзаменов, проезжая через сад девушки, он случайно увидел ее портрет и вспомнил, что эта же девушка приходила к нему во сне и попросила раскопать ее могилу. Благородный юноша не мог отказать пусть и мертвой, но красавице. Вызволенная из-под земли девушка ожила.

– И они жили долго и счастливо.

– Скорее всего.

– Знаешь, когда я в первый раз прочитала «Пионовый павильон», удивилась не всей этой истории со снами, а тому, что можно заболеть и даже умереть от тоски по кому-то. А теперь я знаю, что это возможно. Вчера мне стало плохо. Утром я почувствовала тошноту, мне было душно, холодно, зябко и жарко одновременно. Каждое прикосновение я воспринимала очень чувствительно. Стоило задеть какой-то предмет, мне казалось, что я сильно ударилась об него, а вовсе не легко коснулась. Я лежала все утро, потом расплакалась и не могла остановиться. Не от одиночества, как это бывало прежде, и не от тоски по дому. До сих пор не до конца понимаю почему. Возможно, потому что мы не виделись с тобой позавчера.

– Может, съела что-то не то или просто устала.

– Не порти поэтику, Шэнли! Стоило только увидеться с тобой, как сразу стало легче, а теперь и тем более. Это подтверждает то, что легенды и предания изначально и были жизнью. Почему люди перестали верить в то, что все это правда.

Я все-таки решил пробежать глазами. Она тогда уже была такой ранимой, такой чувствительной, и все сказывалось на здоровье.

– Они слишком заняты покупкой недвижимости и повышением себя в глазах окружающих, – отозвался Шэнли.

– Да, это китайские поэты только и думали, как бы все бросить, уйти в горы и писать там стихи.

– Обычно они уходили в горы после провала на экзаменах. Видимо, поражение очищало их сознание от суеты. Они становились «пустыми», таким образом, в их голове и сердце появлялось место для новых идей, впустив в себя которые, недавние неудачники становились настолько чистыми внутри, ни на что не претендующими, не стремящимися ничего отхватить для себя, что стали способны замечать красоту этого мира. Иногда даже получившие приглашение на службу отказывались становиться чиновниками, предпочитая состариться в уединении среди рощ и источников. Разумеется, подобные поступки восхищали окружающих. Неудачная карьера заставляла размышлять о жизни, приводила людей к творчеству. Именно благодаря тому, что обстоятельства сложились так, а не иначе, в мире китайской литературы появилось множество великолепных произведений:

– Знаешь, русский иконописец Андрей Рублев, хоть и был монахом, а не отшельником, прежде, чем написал икону «Троица», год не разговаривал. Может быть, верил, что со словами утекает энергия, хотя, говорят, что сам себя наказал за какой-то грех. Все душевные процессы настолько тонки, что трудно заметить их течение, разобраться в них, но именно из таких невидимых потоков непрестанно плетется полотно жизни. Ты тоже, если не поступишь в магистратуру в Пекине, будешь писать иероглифы и стихи где-то далеко от цивилизации и станешь впоследствии знаменитым?

– Я не хочу быть знаменитым, я хочу быть с тобой, хочу заниматься своим искусством. Я обязательно поступлю, мы переедем в Пекин, на выходных будем гулять по паркам, любоваться древней китайской архитектурой, а в медовый месяц поедем в Дуньхуан 19 19 Город в китайской провинции Ганьсу. любоваться фресками пещер Могао. Мои родители должны гордиться мной, и пусть соседи и родственники завидуют.

– Неужели тобой движут амбиции и стремление доказать что-то соседям?! Никогда не замечала этого в тебе…

Да ладно! А я вот сразу это заприметил. Любовь слепа, моя дорогая. Но это твое чувство, разве оно любовь?

– Основа мужчины – в борьбе, в обустройстве жизни. Женщина рядом с таким мужчиной должна терпеть трудности, поддерживать его. К тому же, я всего лишь хочу, чтобы наше положение в городе улучшилось. Папе и маме туго раньше приходилось, я никому не рассказывал историю нашей семьи, но ты и представить не можешь, насколько все было трагично.

– Я помню только, что ты говорил что-то про дядю.

– Да, все из-за него. Имущество деда по завещанию должно было перейти старшему мальчику во всей нашей семье. У дяди родились девочки, все прекрасно понимали, что я – единственный наследник, а в Китае, как ты знаешь, дядя не мог до бесконечности пытаться родить мальчика в связи с государственной политикой контроля рождаемости. В деревнях и маленьких городах программа «один ребенок в семье» и без того обходится со всех сторон. Дяде ничего не оставалось, как убить меня и Вансю, моего брата.

– Не может быть, ты серьезно?

– Да, к сожалению. Однажды во время какого-то праздника, я тогда был еще совсем маленьким, вся наша большая семья собралась в доме у дедушки. Мама заметила у меня в тарелке странный порошок. Среди гостей был аптекарь, он-то и объявил всем, что это сильный яд. В другой раз, возвращаясь домой из школы, я увидел, что за мной увязались двое мужчин. Почувствовав что-то неладное, я дал деру – они за мной. Тогда мне удалось убежать. Мама ужасно перепугалась, когда увидела мое бледное лицо, особенно после истории с ядом. Никаких доказательств, одни только смутные догадки – это все, что у нас было, с таким в полицию не сунешься, поэтому мы пошли к местному старику-даосу.