Джеймс Кервуд - Филипп Стил

Двое всадников, по-видимому, не думали отступать, и Филипп, заряжая револьвер, стал прислушиваться. Его лошадь тяжело дышала. Он слышал возбужденное и радостное биение своего сердца, но прежде всего он слышал приближающийся мерный топот копыт. Скоро Биллингер будет здесь и пустит в ход свой карабин. Да благословит небо Биллингера и его простреленную ногу! Жажда боя сжигала его и в конце концов нашла исход в диком вопле, когда он помчался вперед. Преступники и не помышляли о бегстве. Он уловил блеск солнца на их револьверах и понял, что они будут драться не на шутку, когда они поспешно разъехались в разные стороны, чтобы увеличить площадь обстрела. На расстоянии ста ярдов Филипп все еще не поднимал револьвера; на расстоянии шестидесяти он резко осадил коня, распластался на его шее, как индеец, и выставил револьвер между его ушами. Это был трюк, изученный им на службе в конной страже, и он его проделал как раз в тот момент, когда его противники вскинули револьверы на уровень лица. Две пули прошли над его головой так близко, что неминуемо сняли бы его с седла, если бы он выпрямился. В следующее же мгновение в ущелье раскатилось гулкое эхо трех выстрелов.

Глядя на мушку своего револьвера, Филипп увидел, что всадник, бывший справа, качнулся в седле и свалился наземь. Он выпустил последнюю пулю во всадника слева и выхватил второй револьвер. Прежде чем он успел выстрелить, его лошадь скакнула вперед, повалилась на колени, и с воплем ужаса Филипп вылетел из седла.

В течение нескольких секунд Филипп сознавал только две вещи: что смерть близка и что Биллингер опоздал.

В десяти шагах преступник тщательно прицелился в него, а его собственная правая рука, державшая револьвер, была придавлена его телом. На мгновение он застыл и с ледяным спокойствием посмотрел на человека, уже тянувшегося, чтобы выстрелить. Прогремел выстрел, словно вспышка молнии, и его мозг пронзила мысль, что этот выстрел предназначался ему. Вдруг он заметил, что рука преступника не шевельнулась, не было и дымка от дула его револьвера. Одно мгновение всадник сидел прямо, неподвижно в седле, вдруг его рука опустилась, револьвер со стуком упал на камни. С протяжным стоном он стал сползать с коня и, наконец, повалился мешком к самым ногам Филиппа.

— Биллингер… Биллингер…

Эти слова сорвались с уст Филиппа хриплым рыданием. Биллингер явился как раз вовремя. Филипп повернулся, посмотрел в сторону ущелья. Да, это был Биллингер — в ста ярдах от него, согнувшись в седле, Биллингер с его простреленной ногой, с его изумительным мужеством, с его…

С диким воплем Филипп освободил ногу из стремени. То был не Биллингер, то была Изабель. Она соскочила с седла. Он видел, как она пробежала, спотыкаясь, несколько шагов и упала среди скал. Все еще держа револьвер в руке, Филипп побежал туда, где стояла лошадь Биллингера. Девушка припала к валуну, закрыв лицо руками, и плакала. В мгновение ока он оказался подле нее и все, о чем он говорил, все, на что надеялся, сорвалось с его уст, когда он прижал ее голову к своей груди.

Впоследствии он никогда не мог повторить то, что он говорил ей в тот момент. Он знал только, что ее рука обвилась вокруг его шеи, что она зарыла лицо на его груди, что она, рыдая, говорила что-то об их встрече на озере Бен и о том, что она любит, любит его. Потом его взгляд упал на ущелье, и то, что он увидел, заставило его низко нагнуться за валуном и издать какой-то странный горловой звук.

— Подожди здесь немного, — шепнул он, перебирая пальцами ее золотые волосы. Его голос звучал мягко, но повелительно. — Я на несколько минут отлучусь. Опасности нет никакой.

Он наклонился и поднял карабин, выпавший из ее рук. В магазине была еще одна пуля. Он сунул револьвер в кобуру и начал взбираться на скалы, готовый каждую минуту взять карабин наизготовку. Там, где лежали бездыханные тела двух преступников, стоял человек. Он не пытался спрятаться и не видел Филиппа, пока тот не подошел к нему шагов на пятьдесят. Но даже и тогда он не выказал ни страха, ни изумления. Он, очевидно, был безоружен, и Филипп опустил свой карабин.

Человек сделал Филиппу знак приблизиться. Он был без шапки и без куртки. Лицо его заросло рыжеватой щетиной, которая не могла скрыть впалые щеки, длинные волосы падали на глаза. Он, по-видимому, страдал от голода, но тем не менее его худое лицо дышало силой, а глаза смотрели смело и прямо, точно глаза змеи.

— Забавная игра, не правда ли? — сказал он спокойно. — Я все время слежу за ней.

Рука Филиппа невольно потянулась к револьверу.

— Кто вы такой? — спросил он.

— Я? Я — Блекстон, Джим Блекстон. Меня знает каждый ребенок на шестьдесят миль в округе. И, по всей вероятности, я единственный человек, видевший все, что здесь происходило, и знающий, почему все это произошло. — Он отступил за скалу, и Филипп последовал за ним, не снимая руки с приклада револьвера.

— Оба мертвы, — добавил незнакомец, указывая кивком головы на преступников. — Один из них был еще жив, когда я подошел к нему, но я воткнул ему нож между ребер, и теперь он мертв.

— Дьявол! — вскричал Филипп, увидел торжествующий блеск в глазах незнакомца, и наполовину вытащил револьвер из кобуры.

— Подождите, — сказал тот, — может, я был прав. Ведь виновный в крушении был много лет моим кровным врагом, а теперь я расквитался с ним. И как мне кажется, именем закона, я имел право сделать это. Что вы скажете?

— Продолжайте, — промолвил Филипп,

Змеиные глаза незнакомца зажглись тусклым пламенем, но взгляд его был так же спокоен.

— Он явился сюда из Англии четыре года назад, — сказал он. — Он вынужден был уехать оттуда. Понимаете? Он был у себя на родине таким дьяволом, уже тогда почти уголовным преступником, так что его прислали сюда, и его семья назначила ему ежемесячное содержание. Его отец женился вторично и на второй год его пребывания здесь перестал присылать ему деньги. Он был подлецом с самого начала, но тут он стал совсем чудовищем. Он играл в карты, дрался, грабил и стал главой шайки таких же негодяев, как он сам. Он все время думал о том зле, которое ему якобы причинили его родные, пока у него не помутилось в голове. С тех пор он жил исключительно ради мести. Он намеревался при первой возможности убить своего отца и мачеху. Несколько недель назад он узнал, что они приедут в Америку и на пути в Ванкувер проедут станцию Блик-Хауз. Тогда он окончательно сошел с ума, решил убить их и ограбить поезд. Вы знаете, каким образом он и его шайка привели этот план в исполнение. Когда все было кончено и деньги взяты, он послал свою шайку вперед, а сам вернулся на место катастрофы. Он хотел убедиться, что отец и мачеха мертвы. Поняли?

— Да, — сказал Филипп, — продолжайте.