Майя Матвеева - День одиннадцатый

– Я помогу вам, чем смогу, в этой нелегкой задаче, дорогая. Обещаю. Как я понимаю вас, бедняжка!

Чарли не знала, что Виктория никогда не смогла бы сделать того, что пообещала. Бесконечная зависть к лицам женского пола, с каждым из которых она неосознанно соперничала, постоянно жила в ней, родившись вместе с графиней. И даже неважно, к чему определенно. Мысль о том, что благодаря ей жизнь кого-то сможет наладиться, а не быть сплошным страданием и стенаниями о помощи, заставляла ее зеленеть от злости.

– Вы поняли меня с полуслова? – решилась уточнить Чарли, уже почти освободившаяся от груза скрываемой в сердце истины.

Виктория уверенно кивнула.

От переизбытка окрыляющего чувства признательности Чарлиз с благодарностью поцеловала руку женщины, которой мысленно в ту секунду поклялась в своей верности и поставила перед собою единственную главную цель – выдать графиню замуж за принца.

– Я хочу, чтоб вы знали, за нас с вами небеса! – расчувствовавшись и не имея душевных сил, чтобы сдерживать в себе столь благородные порывы и ободряющие вести, проникновенно призналась Чарлиз.

«Что несет эта умалишенная? С каждой секундой ее неоправданная самонадеянность вместе с ней мне все противнее и противнее», – подумала Виктория, никогда не признаваясь себе, что самой самонадеянной женщиной во всем государстве является именно она.

– Друг мой, Ча… Чарлиз, – заключила графиня, взглядом призвав своих фрейлин приблизиться к ним, выяснив все, что ей было нужно, и порядком устав от общества неимущей блеклости, – я сделаю тебя моей пятой фрейлиной, но я хочу просить об одном… Ты же не хочешь поставить меня в затруднительное положение?

– Нет, что вы! Как я могу? – искренне изумилась Чарлиз, с самого появления Виктории пребывая в сетях ее обаяния.

– В таком случае, милая, избавьте меня от страданий произносить это длинное и сложное для запоминания и произношения имя, договорились? Мне кажется, цвет этих глаз больше подходит Лиз, тем более у нас традиция – ранг фрейлины соответствует ее имени, чем выше – тем имя длиннее, и наоборот. Достаточно простая и удобная для всех традиция, не так ли? К тому же лаконичное и скромно-обаятельное имя Лиз как нельзя лучше гармонирует с внутренним миром честной непритязательной девушки, не так ли?

Чарлиз слушала Викторию с открытым ртом и не знала, что ответить. Предложение Виктории отказаться от собственного имени выглядело обыкновенной причудой. Впрочем, Чарли могла отказаться и от многого другого, только чтобы служить ей, поэтому безропотно произнесла:

– Бесспорно, миледи.

– Вот и отлично, – расслабленно произнесла Виктория. – На этом и остановись. Поскольку Лиз уже принята на работу, я буду обращаться к новой фрейлине, как и к другим четырем, доверительно, без дистанции, на «ты». Итак, Лиз, следуй за остальными, они тебе все покажут и разъяснят. – И, машинально кивнув Чарлиз на прощание, уже забыв о ее существовании, Виктория отошла к кружку уже давно бросающих на нее взгляды военных мужей.

А Чарли в оцепенении и с низко склоненной головой, продолжая находиться под гипнотическим для себя обаянием Виктории, провожала ее благодарным взглядом.

Их звали Петронелла, Габриэлла, Памела и Белла. Тех фрейлин, что составляли свиту Виктории, а сейчас, обступив Лиз, как они ее знали, и не отводя восьми глаз, разглядывали девушку. Старшие из них, и по возрасту и по положению, Петронелла и Габриэлла, единственно допускаемые близко до себя Викторией, были самыми яростными фанатиками ее и поклонницами, оставшиеся три служили более «устрашением», нежели надобностью для графини. Виктория знала, что внушает ужас величия уже одной своей длинной процессией, тянувшейся за ней повсюду, куда бы ни ступила ее нога. На роль последней в ней и, как всегда, самой бедной, скромной и исполнительной девушки и была принята Чарли. Пятой фрейлине более всех других доставалась роль груши для битья, необходимой Виктории и ее любимицам для насмешек, шуток, розыгрышей, если рядом не находилось, помимо них, других объектов. Если не считать закрытых, для узкого круга людей, приемов, свита графини была неразрывно с ней связана. В комнате каждой фрейлины на стене подле кровати висел колокольчик, часто звонящий разом для всех них, призывающий наравне с прислугой в покои Виктории. Ей было не наиграться живыми куклами во время бодрствования, потому она использовала их по вечерам и ночам тоже. Графиня любила шум и беготню вокруг себя, непременно в соединении с услужливым тоном и живым заботливым участием.

Чарлиз не оставалась на приеме ни секунды более, под конвоем младших фрейлин отправившись на ознакомление с основными помещениями дворца. Исходя многочисленные коридоры и лестницы вверх и вниз, Чарли тем не менее сделала вывод о том, что основное здание имеет пять этажей, срединный из которых занимали комнаты короля и принца. Если бы на то была воля его высочества, он не позволил бы никому бывать на третьем этаже, но король, оставаясь монархом, являлся более гостеприимным хозяином, поэтому этаж был многолюден, и даже графиня Виктория часто посещала его. Король, имевший связь с матерью Виктории на протяжении многих лет, питал к молодой графине отчасти родственные чувства, если вообще знал, что это такое. Так или иначе, он отвел Виктории покои на следующем, предпоследнем этаже. Последний, пятый, большей частью пустовал, если не считать комнат некоторых придворных, в том числе покоев фрейлин, занимающих небольшое пространство в восточном крыле дворца. Поднимаясь все выше и выше по лестнице, процессия с Чарли наконец их достигла. Нарядные коридоры, богатые убранством и красным бархатом, здесь сменились на неокрашенное дерево, коим была оббита стена между шестью дверьми, следующими в ряд друг за другом. Самая последняя комната, у дальней стены, пустовала. Дверь ее была открыта, а застеленная покрывалом кровать и необжитый, без личных вещей, вид подтверждали это.

Памела и Белла, что, введя в курс дела, должны были помочь обустроиться Чарли, оказались бесполезными помощницами, зато превосходными болтуньями и сплетницами. Как только они оказались вдалеке от высшего общества, а значит, от чутко слышащих ушей и острых взглядов, они принялись обсуждать знакомых персон, на свое несчастье в течение дня успевших повстречаться им на пути. Их диалог был настолько пустым и быстрым, что Чарлиз, вначале пытавшаяся уловить его смысл, через несколько минут перестала напрягать разум в этом понимании, признав, что не успевает и не вычленяет ценности из него, потому она углубилась в собственные размышления.

– Если бы Элла сегодня еще оставалась пятой, то он точно не посмел промолчать и ответил ей за недавнее оскорбление в свою сторону.