Елена Тригуб - Долгая дорога домой. Или загадка древнего дольмена

«Какое дорогое хобби – летать туда-сюда!» – подумала я, а вслух спросила:

– Сережа, а как же быть с работой? А паспорта? А визы? Все это займет столько времени… А где взять средства?

– Не волнуйся, дорогая, и не забивай себе голову: денежные проблемы должен решать мужчина. С зоопарком я улажу. Попрошу отпустить нас с тобой в БС, мы это заслужили.

– Чем это?

– Как? А кто с риском для жизни и здоровья столько дней ликвидировал штамм птичьего гриппа на «Фрингиле»? Нам вообще положена надбавка за вредность и дополнительный оплачиваемый отпуск! Загранпаспорта есть у всех, так? – он обвел взглядом нашу компанию, – отлично. Значит, дело только за визами.

– Как у вас со временем? – обратился Серега к мужчинам.

– Я смогу поехать дней на восемь, – отозвался Евсеев, – давно мечтал осмотреть Стоунхендж, даже если он уже «мертв».

– А я – в отпуске, вольная птица! – улыбнулся Коган.

– Хорошо. Ты ощущаешь перелетное стремление?

– Еще бы! Старик едет с вами, не сомневайтесь! Хотя перелетов не люблю.

– Ну, извини. Поезда из России в Англию пока не ходят. Значит, давайте поступим так: скоро мы с Лизой закончим свою смену на станции, и можно будет махнуть в Москву. Там я займусь визами – есть у меня один человечек, поможет – а вы организуете сборы и проложите маршрут.

Возражений ни у кого не возникло. В каждой устойчивой группе должен быть лидер и, видимо, в «клубе любителей дольменов» им был Серега. Коган – это своего рода «серый» кардинал: сидит себе, помалкивает, улыбается в бороду… А Евсеев… пока я не поняла, что он из себя представляет.

Через три дня мы попрощались с «Фрингилой» и ее славным коллективом орнитологов – отметив окончание удачной работы бурной пирушкой, мы уехали в Калининград, а оттуда вылетели в Москву. Остановившись в недорогой гостинице рядом со станцией метро «Комсомольское», мы занялись подготовкой к отъезду.

Коган принялся тестировать аппаратуру, Серега поехал оформлять документы, а Алексей начал составлять маршрут путешествия. Без дела осталась только я – целыми днями гуляла по улицам, осматривая достопримечательности и посещая музеи. В Третьяковке – живопись, что ни говори, величайшее искусство – больше всего меня впечатлили залы Верещагина, Брюллова и Врубеля. Такие разные, но удивительные таланты! Занесло меня и в Музей искусств имени Пушкина, я долго бродила по полупустым залам, спиной ощущая колючие взгляды огромных ассирийских грифонов – но, скажу честно, особого интереса не испытала. Наверное, если бы меня сопровождал Коган, то смог бы многое рассказать такой невежде, как я.

Визовый вопрос решился за какие-то три- четыре дня: я почти не удивилась, уже уверовав в Серегино могущество. Администрация зоопарка также легко предоставила нам отпуск без содержания: к этому времени билеты на рейс «Москва – Лондон» были уже у нас в кармане: мы были готовы вылететь рано утром.

«Клуб любителей дольменов» постановил первым делом осмотреть Стоунхендж, а затем отправиться на Север, в Йоркшир, чтобы найти «поющий» дольмен. Проблема была в том, что никто не знал его точное местонахождение: приятели Алексея не посчитали нужным это выяснить. Было известно лишь то, что он находится в лесу рядом с местечками Сильвербрук и Хашвуд, в районе города Олдбриджа.

Все эти дни Жданов пребывал в эйфории – он был уверен в том, что нам, наконец, повезет. Коган был настроен более скептически, вернее, философски смотрел на вещи. Вечером перед отъездом он предложил составить мне компанию и прогуляться вместе по набережной Москвы-реки.

С экологией, конечно, у столицы большие проблемы. В душном, липком воздухе, состоящем из углекислого газа, выхлопов отработанного топлива и миазмов, поднимающихся от речной воды, я почувствовала себя выброшенным на берег дельфином. Тем не менее, я твердо решила получить удовольствие от прогулки и остановить меня ничего уже не могло.

Мы неторопливо шли и беседовали – и опять-таки, о дольменах. Коган рассказал мне еще одну из гипотез предназначения этих странных сооружений, а также менгиров и сейдов.

– Видите ли, Лизонька, подобные каменные стелы были распространены не только во всей Европе, но и во всем мире. Помимо тайного предназначения, которое мы и пытаемся разгадать, они символизировали собой главенствующее в природе мужское начало. Я читал, что даже крестьяне в гораздо более поздний период ставили менгиры посреди своих полей, надеясь, что священное изображение мужского полового органа принесет богатый урожай. Женщины подносили камням дар – чаще всего, овощи или фрукты – и молили о ниспослании им ребенка. А дольмены, наоборот, представляли собой женское половое начало. Некоторые исследователи предполагают, что рядом с ними свершались магические ритуалы, связанные с половым актом. Отверстие в дольменах предназначалось для попадания внутрь солнечных лучей, символизирующих мужской половой орган.

– Именно поэтому дольмены и обращены фасадом к солнцу?

– Кто знает… Я убежден, что многие обряды, ритуалы и легенды были созданы древними только для того, чтобы скрыть правду, чтобы никто не проник в их тщательно оберегаемые тайны.

Коган высказал удивление по поводу того, что наш английский мегалит, судя по всему, проявил активность в такое неподходящее время:

– Видимо, все дело в солнце. Когда повышается его активность вне установленных, известных человечеству, ритмов, жди любого сюрприза. Например, уровень радиации вокруг дольмена может подняться до отметки, опасной для жизни; «песнь» мегалита способна зазвучать на частотах, разрушающих биоритмы человека, и привести к возникновению тяжелых заболеваний. Да мало ли, что еще может случиться…

– А какие ритмы солнечной активности точно установлены? – спросила я.

– Если брать глобально, то это период в одиннадцать лет. Уже научно доказана синхронизация максимумов активности солнца с периодами пандемий и стихийных катаклизмов – таких, как пожары, землетрясения, небывалые разливы рек и озер, а также с небывалым размножением отдельных биологических организмов. Почитайте свидетельства средневековых авторов: вы увидите, что вспышки чумы, проказы, туберкулеза, волны катаклизмов, нашествия саранчи, сжиравшей урожаи на корню, приходятся на каждые одиннадцать лет. Максимумы солнечной активности также совпадают с возникновением революций, войн, массовых волнений. Отсюда можно сделать вывод, что она непосредственно влияет и на отдельного человека, и на социум в целом.

– Михаил Давыдович, а что это такое – солнечная активность? От чего она зависит? Понимаю, что задаю дилетантские вопросы, но очень не хочется так и оставаться в своем невежестве, – улыбнулась я.