Елена Тригуб - Долгая дорога домой. Или загадка древнего дольмена

– Это, Лизок, большое искусство – из перловки и тушенки готовить разнообразные и вкусные блюда, – со смехом говорил отец, – поэтому я и сделал твоей маме предложение. Та экспедиция уже заканчивалась, и я подумал: « С кем в следующую-то попадешь? А вдруг больше не доведется таких деликатесов поесть?»

Мама для вида обижалась, когда слышала эту историю, но я знаю, что в душе ей было приятно. Родители зарегистрировали брак в Новом Уренгое, скромно отпраздновали это событие с коллегами там же, в бараке. Мама по случаю свадьбы надела «красивое» темно-коричневое шерстяное платье и приготовила «особенно вкусный обед» из перловки и тушенки; папа раздобыл у местных северного омуля и строганину, развел спирт. Гуляли все ночь, пели песни, танцевали. Утром, едва – едва протрезвев, обнаружили, что кто-то попытался разобрать бурильную установку. Помешал все тот же холод и отсутствие у воров необходимых инструментов. Решили идти бить местных, но мама охладила боевой геологический пыл, указав на численное преимущество и сплоченность врагов.

Родители большую часть года проводили в экспедициях, и все мое детство прошло у бабушки с дедушкой. Особенно я любила ездить с бабушкой в деревню – обожала лежать на пригорке в густой траве и следить за проплывающими облаками; наверное, все дети это любят. Мне нравилось срывать с грядки спелые розовые помидоры; спать в сарае на сене, подстелив под себя какую-нибудь мешковину; я была без ума от маленьких желтых цыплят – особенно мне нравилось осторожно гладить их пушистые головки и ощущать под пальцами трепет крошечных сердечек.

Время шло, и в 1994 году папа открыл свою фирму – продолжил заниматься любимым делом, работая уже на себя. Я же, постоянно общаясь с дедушкой, между делом выучила английский и французский языки: моя учительница, ни разу не слышавшая живую английскую речь, искренне пыталась убрать мой «неправильный» акцент. Пришлось познакомить ее с дедушкой, после чего все попытки привить ростовский акцент прекратились. Вообще же школа промелькнула, как одно мгновение: дни напролет в красном уголке, любовь к физике, химии, истории, пломбир по двадцать копеек, кино и импортная «bubble gum» из Эстонии – все эти счастливейшие времена навсегда останутся в моей памяти.

От факультета романо-германской филологи меня отговорил отец:

– Лизок, – сказал он, – зачем пять лет портить произношение? Лучше иди учиться тому, что тебе на самом деле интересно. Счастливее будешь.

Папа, как всегда, оказался прав: я окончила биологический факультет Ростовского государственного университета с красным дипломом по специальности «орнитология», осталась на кафедре и еще два года трудилась над кандидатской диссертацией. Должность преподавателя, которую я заняла сразу после защиты, поначалу нравилась – но со временем на авансцену вышел мой характер: стали давить чопорно-официальные рамки профессии, да и выполнять бесчисленные поручения вчерашних учителей просто надоело. Так или иначе, но я решила бежать – и как раз кстати подвернулась вакансия орнитолога в Ленинградском зоопарке.

По рекомендации профессора Вышеславского, имевшего немалый вес в определенных кругах, мою скромную кандидатуру моментально утвердили – и я отправилась паковать чемоданы для переезда. Однушка на Гороховой в Петербурге, белые ночи, романтика, разводные мосты и фонтаны Петергофа – все это манило со страшной силой. Я едва успела поцеловать родителей и попрощаться со знакомыми: Северная Столица уже ждала меня с распростертыми объятьями.

***

Первое впечатление от Питера оказалось неоднозначным. В ясный, солнечный день этот город дворцового великолепия, нерушимых гранитных набережных, старинных особняков и статуй отличался как от суетной Москвы, так и от сонного, провинциального Ростова.

Город великого искусства и сумасшедших цареубийц, монументов и притаившихся под ними ядовитых болот, он был как старая аристократка, скрывающая под слоем румян и роскошных одежд свое разрушенное болезнями, дряблое тело.

Первое время мне было очень неуютно. Одетая в камень Нева показалась мне чужой и холодной – совсем не такой, как привычный с детства Дон. В дождливую погоду Питер словно окутывался желто-серой завесой, его очертания становились зыбкими и расплывчатыми. Я изнемогала от духоты и влажности, с тоской вспоминая свой родной солнечный Ростов – и попутно развенчивала мифы, руша свои стереотипные представления о культурной столице: грубости, хамства и пьянства здесь было не меньше, чем в любом другом российском городе. Воровали, правда, меньше – скамейки и красивые резные урны стояли в садах и скверах нерушимо, тогда как у нас в Ростове давно бы перекочевали на дачи не в меру предприимчивых горожан.

Петербуржцы в своем большинстве показались мне замкнутыми и отстраненными. К тому же, они зачастую употребляли названия предметов и понятия, непривычные моему уху. «Поварешка» оказалась половником, а «точка» – башней, не говоря уже о классических «поребриках» и «парадных» вместо бордюров и подъездов. Были, конечно, и плюсы – например, внешний вид питерских женщин оказался максимально приближенным к европейскому: простая, удобная одежда в стиле «casual» и скромная косметика позволили мне легко вписаться в их ряды.

Место новой работы – Ленинградский зоопарк – пришлось мне по душе. Руководство заботилось о том, чтобы посетителям было интересно приходить снова и снова: детские и взрослые экскурсии, тематические дни, посвященные разным животным; проводились научные семинары, приглашенные специалисты читали лекции, организовывались конкурсы и викторины. Сказать, что дети были довольны – не сказать ничего: катания на лошадях и костюмированные конные шоу, аттракционы и пони-клуб приводили малышей в неописуемый восторг, а возможность отпраздновать здесь собственный день рождения была мечтой всех маленьких посетителей зоопарка. Не забывали и про сотрудников: помимо приемлемой зарплаты, были бонусы – премии и бесплатное посещение бассейна.

Попав в отдел орнитологии, я получила в свое ведение порядка ста пятидесяти видов птиц. Основной моей работой был сбор и обобщение материалов по содержанию и разведению пернатых. В феврале-марте начиналась подготовка к сезону размножения, а уже весной – в начале лета мы занимались выведением птенцов: далеко не все птицы способны высиживать их в неволе.

Я постепенно обживалась в новом, непривычном городе. Мне нравилось работать в зоопарке – он стал моим единственным другом. Единственное, чего не хватало, так это близких, хотя на жизнь я не жаловалась: денег было достаточно, да и одиночество, как правило, дело временное. Что-то мне подсказывало, что скоро все изменится – но я даже не могла представить себе, насколько сильно.