Василий Лягоскин - Тайна пролива «Врата скорби». Том третий

Неосознанная сила, с которой не могли справиться никто и ничто, бросило Анатолия к самому родному, что было у Никитина в мире («Или мирах!», – эта мысль тоже промелькнула, и пропала) – к Бэйле. То, что творилось вокруг с товарищами, падавшими на пол без всяких признаков внешнего воздействия, отошло на второй план – вот таким эгоистом оказался Толик. Оправдывать себя он не стал – не было ни времени, ни желания. А потом все смыла огромная и живительная волна облегчения – его Бэйла стояла, как ни в чем не бывало; больше того – она единственная сейчас «держала периметр» – и за себя, и за Борьку Левина, и за двух подруг; Оксану и Иринку Ильину. Последняя, впрочем, держать не могла не то что периметр, но и ничего другого – она, как и немногие вокруг, лежала без сознания на полу.

Анатолий, уже принявший жену в объятия (так, чтобы не мешать держать тот самый периметр) и сомкнувший руки на животе Бэйлы, отозвавшимся изнутри упругим толчком ребенка); не бросился к Ирине – там уже застыл с растерянным лицом Марио. А с другой стороны снайперши склонилась с сосредоточенным лицом Света Кузьмина, теперь Левина. Удивительная трансформация, которой подверглось ее тело, и благодаря которой Света превратилась в статную богатыршу трехметрового роста, ничуть не повлияла на ее целительские способности. И сейчас Никитин облегченно кивнул в уверенности – с Иришкой все будет в порядке.

– Даже надежнее, – пробормотал он, – чем если бы за дело взялся доктор Браун. А где, кстати, он? Только что сопел за спиной.

Доктор тоже лежал, раскинув руки широко – как на пляже. Рядом, что естественно, застыла на коленях Зина Егорова – главная кормилица города. Она так и не поменяла фамилию на аристократическое Браун, хотя они с доктором заняли индивидуальный особнячок одними из первых.

Короткое слово – «пляж» – царапнула какую-то струнку в душе; заставило мысли Никитина заметаться в поисках. Он остановился взглядом на застывшей посреди зала фигуре профессора Романова.

– Впрочем, – отметил он, – «орудие главного калибра» Алексея Александровича – голова – не застыла. Она сейчас фиксирует все происходящее здесь, и командует руке, быстро черкавшей что-то в блокноте. Собирает факты. А потом он сядет, и будет думать, думать – чтобы поразить всех глубокомысленными выводами. А что тут думать? И так все ясно.

Он набрал воздуха в грудь, и негромко, но четко – так, чтобы не оглушить жену – провозгласил на весь зал:

– Это солнечный удар. Необычный, очень жесткий и стремительный, но вполне объяснимый.

– И как ты, Анатолий, объяснишь…, – резко повернулся к нему профессор.

Никитин перебил его движением руки, одновременно облегченно вздыхая при виде того, как Светлана легко и грациозно, несмотря на размеры, вскочила на ноги, чтобы через пару шагов склониться над другим недвижным телом. Это был доктор Браун, и Зинаида рядом подняла к целительнице взгляд, полный муки и надежды. К словам Анатолия прислушивались все – даже те, кто сейчас нетерпеливо ждал Левину рядом с телами своих бессознательных близких.

Анатолий обратил общее внимание прежде всего на себя – на ту энергию, что переполняла его; буквально перехлестывала через край.

– Я думал, что это эйфория от победы… над богом, а потом над чудовищем… Но только теперь понял – это тоже связано с солнцем; с очень злым солнцем. Словно я через кожу, всем организмом смог питаться его энергией. Ну… как наши полупроводники – напрямую.

– А как же Роман Петрович, и доктор, и все остальные?

Штатный оппонент, Алексей Александрович Романов, профессор Санкт-Петербургского университета, даже перестал мучить ручку и блокнот. Доктор, кстати, уже сидел на полу с вполне осмысленным взглядом.

– Все очень просто, – тракторист, в отличие от того же профессора, никогда не стеснялся резать правду-матку в глаза, за что ему нередко попадало – и в прежней жизни, и здесь, в городе, – ни доктор, ни доцент к когорте бессмертных не относятся. Потому для них жесткое излучение местного светила оказалось почти смертельным.

– А…

И опять тракторист перебил профессора, чуть сильнее прижавшись к спине супруги:

– А моя Бэйла не пострадала. Потому что – в отличие от некоторых (Анатолий поостерегся посмотреть в сторону «некоторой» Оксаны; махнул на Ильину) она не покинула поста. Даже в минуту всеобщего ликования. И под лучи солнца не попала. За что я сейчас при всех и поцелую.

– Шестнадцать раз, – быстро отреагировала Бэйла.

Тем временем Левина, показывающая чудеса исцеления – главным образом стремительность, с которой возвращала пострадавшим сознание и естественный цвет лица, перешла к последней фигуре на полу – Валерке Ильину. Впрочем, так – Валерка – степенного и всеми уважаемого коменданта называл один Анатолий. Ему, балагуру и весельчаку, прощалось и разрешалось многое.

– Но не все, – остановил себя Анатолий, – к командиру, и… той же Оксане я бы вот так запанибратски не подошел бы. Да и к Зине Егоровой – хоть и на ты, но со всем уважением.

Командир, между тем, словно услышал его мысленное обращение, вернул себе бразды командования. Его спокойный голос с заметной лишь для самых близких товарищей ноткой горечи заполнил зал:

– Сержант! Почему люди оказались за пределами защищенной территории? Да еще – без защитного камуфляжа?

Этот вопрос Анатолий уже задавал раньше – самому себе. Но ответа пока не нашел.

– Так ведь, – запнулся совсем не по-армейски Левин, – они – Чжай с женой – сегодня в карауле Северного поста. Как раз их смена была. А почему без защитного комбинезона?.. И почему выскочили из помещения поста?..

Сержант пожал плечами, и замолк с виноватым выражением лица. Он и ростом, казалось, стал меньше; сейчас этот трехметровый гигант выглядел как бы не ниже и тщедушней стоявшего перед ним командира.

– Хорошо, – полковник отвернулся от начальника охраны, ничем не выдав ни злости, ни обещания неминуемого наказания, – доктор Браун, Левина!

Два представителя разных ветвей гиппократовой науки вытянулись во весь рост.

– Сейчас спускаетесь в общий зал; помогаете пострадавшим… Ну – что стоите? Выполнять!

Целители исчезли быстрее, чем Анатолий успел моргнуть.

– Сержант! Организовать наблюдение – чтобы муха мимо цитадели незамеченной не пролетела.

– Есть! – Левин словно опять вырос, вернулся к своим внушительным габаритам.

– За пределы цитадели – ни одного человека без команды. А такой команды не будет… в течение ближайшего часа. Ровно через час (и сам командир, и сержант; и многие другие, как и Анатолий, метнулись взглядами к наручным часам) всех собрать в столовой. Все – выполнять!