Василий Лягоскин - Тайна пролива «Врата скорби». Том третий

– Почти точно на северо-восток. Это если ориентироваться по нашим постам. Где север и восток в этом мире, мы пока не знаем.

– Вот он и прозвучало – «в этом мире», – выдохнул рядом профессор.

Но Никитин лишь отмахнулся от него: «Потом!», – и продолжил:

– А куда бежал наш динозавр? Туда же!

– Так он, наверное, инстинктивно, уже мертвый. Повело тело, вот он и бежал, пока сигналы не перестали доходить до конечностей.

– А теперь выслушайте другую версию, – победно оглядел всех тракторист, – представьте, что в голове у зверя был еще один центр – тот самый, что атаковал нас сквозь окна. И он продолжал жить какое-то время; даже после смерти животного. И куда он послал тело? Какую команду подал ему?

– Какую? – это профессор выступил, не успевая угнаться за мыслью тракториста.

– «Домой!».

– И эту команду восприняли Чжай с подругой. Куда они ломанулись? – Анатолий победно огляделся, – конечно, домой – в цитадель.

– Логично, – кивнул после короткой паузы командир, – но почему они бросили здесь защиту?

Никитин помялся, и высказал еще одну гипотезу; такую, какая не могла прийти в голову настоящему военному:

– А может, они раньше разделись? Сами…

Командир еще раз кивнул. Если он и нахмурился, то внутри себя, никак не проявив неудовольствия внешне.

– Ну что ж, – подозвал он разведчиков к другой стороне панорамы – туда, куда сосредотачивали свое внимание караульные.

То есть, за периметр городских границ. Люба Ульянова невольно вскрикнула. Анатолий вполне понял ее. Там, где прежде по тучным травам нескончаемой чередой брели стада животных; где они рождались, вырастали, и умирали – от старости, или в клыках хищников – не было больше ничего. Вернее, тянулась до самого горизонта равнина, поросшая травой оранжевого цвета. Ни одного живого существа Анатолий не видел. Лишь ветерок лениво шевелил «оранжевое море»; гнал по нему в даль длинные волны. Это море резко обрывалось у границы, очерченной квадратом города; его наружными границами.

Эта граница – Никитин и прежде знал, и сейчас прекрасно видел – не была сплошной. Лишь по краям огромного квадрата со стороной в целый километр высились коробки зданий – точно такие же, на которой сейчас в Северном посту толпились разведчики. Две из них было видно; последнюю – Южную – заслоняла собой цитадель. Зримой границей городских владений были сотни столбов – тоже десятиметровой высоты. Именно таким должен был стать последний забор. Межу столбами, кстати, тоже было по десять метров. Анатолий невольно провел линии от каждого из ближайших столбов до вершины цитадели, сейчас нестерпимо блестевшей на солнце изумрудной зеленью. Что ему было до этих длинных бесчисленных отрезков? Никитин не знал; зато хорошо представлял, что означает тянущее чувство неудовлетворенности в груди. Это означало, что совсем скоро сознание вернется к этой картинке; вернется в нужный момент.

А командир перешел к другой стороне прозрачных стен – туда, где изнывали под палящими лучами неласкового солнца поля зерновых культур разной степени зрелости; потом огороды. За цитаделью, и за двумя улочками жилых домов росли сады, перенесенные от храма Артемиды усилиями горожан и волшебными руками «бабки Любы» – так тракторист иногда называл Любашу Ульянову. Сейчас он резко развернулся к ней, когда Ульянова закричала еще громче. Полковник совсем чуть-чуть – сантиметров на пять, не больше – раздвинул створки окна, и даже толстокожему (так признавал сам Анатолий) трактористу показалось, что он услышал слитный стон растений.

– Да они же до вечера не доживут! – выкрикнула Люба прямо в ухо Никитину.

– А я что! – отшатнулся тракторист, – что я могу сделать?!

Понятно, что односельчанка не ожидала от него помощи; как, наверное, и от командира.

– Ульянова! – резко окрикнул Кудрявцев, – я тебя сюда слезы лить пригласил? Или сопли на кулак мотать?! Наблюдать! Анализировать!! Искать решение!!!

Он еще резче повернулся к Оксане. Анатолий не видел теперь лица командира, но совсем не удивился мгновенной перемене в его голосе. Тон Александра Николаевича по-прежнему был деловитым, но в то же время заполненным теплотой и нежностью, направленной на любимую женщину.

– А для нас другая задача. Смотри!

Посмотрели все, даже Ульянова. Падальщики, как оказалось, уже закончили свою кровавую работу. Последние тяжело груженые птицы потянулись именно в том направлении, куда указывал недавно палец Анатолия, а оставшиеся – словно подчиняясь чьей-то команде – образовали практически правильную карусель, которая закружилась вокруг города. Их было еще много; Никитин даже в непробиваемом камуфляже поостерегся бы выйти сейчас в открытое поле.

– Конечно, если прикажет командир…

Командир приказывать не стал. Он открыл окно еще шире, и взял Оксану за руку.

– Вспомни Седую медведицу. Вместе мы победили. Победим и этих!

– Что нужно делать, Саша?

– Гоним их поганой метлой, Оксана, а напоследок…

Кудрявцев на несколько мгновений задумался, и Анатолий внутри себя усмехнулся; успел представить себе, как в будущем, когда все образуется, он еще припомнит Оксане эту метлу – в другом контексте, конечно.

– Помнишь старый фильм про Александра Невского?

Кудрявцева кивнула.

– Вот когда они будут лететь отсюда кувырком, добавим им пинком под хвосты, со словами святого князя: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет!».

– Идет!

Анатолий скорее прочувствовал, чем увидел, как напряглись в нечеловеческом усилии спины командира и Оксаны. В следующий момент он рухнул на колени – рядом с остальными. И это был лишь слабый отголосок ментальной атаки. Но наблюдать в окно Никитин не перестал; что-то не позволяло ему отвести взгляда, даже закрыть глаза. Ульянова теперь глухо стонала, но тоже жадно вглядывалась в окно. Но то, что происходило на посту, не шло ни в какое сравнение с ударом, который приняла на себя карусель. Орлы, которых Анатолий считал безголосыми, вдруг закричали страшно и обреченно. А потом строй смешался; многие из птиц камнем полетели вниз, но и там пытались бежать прочь от источника безграничного ужаса. А те орлы, что смогли удержаться в воздухе, отчаянно махали острыми крыльями, показывая, наверное, личные рекорды скорости.

Неслышимая команда понизила тон, явно позволяя рухнувшим птицам «встать на крыло». Сознание тракториста само восприняло это; даже похвалило командира:

– Ну, и правильно, в обычной манере товарища полковника – пусть сами улетают, не нужно будет пачкать руки. «Несчастные» птички, наверное, обделались с головы до ног!

Последним аккордом стала та самая картинка из фильма. Анатолий явственно увидел озорную улыбку новгородского князя; услышал его бессмертную фразу. И внутри самопроизвольно зародилось: «Не подходи к этой паре ни с мечом, ни с автоматом!».