Ольга Лущинская - Мой мир. Малкольм Тернер. Книга первая

Я всегда поднимался в восемь утра, даже по выходным. Киностудия открывалась в девять, поэтому спешить было ни к чему. Я считал, что рабочий день можно начать и чуть раньше, но смысла в этом не было. Актеры всегда подъезжали к одиннадцати, если не позже, а остальному персоналу студии вполне хватало времени, чтобы подготовить съемочную площадку к их приходу.

Завтракать с утра я не стремился, хотя, может и следовало бы. Всю дорогу до студии я проходил пешком. В городе не было особенно высоких построек и сумасшедшего движения. Практически все передвигались именно так. Весь путь занимал у меня не больше получаса, даже если я задерживался по дороге.

В тот день меня остановил Клайд, владелец небольшой парикмахерской. Клайд был добродушным волнистым попугаем. Я знаю, что в некоторых мирах это довольно маленькие птицы, но у нас их рост мог доходить до полутора метров, что довольно прилично. Клайд приветствовал меня каждое утро, когда открывал свое небольшое, но уютное заведение. Никогда не видел его в неблагосклонном расположении духа. Он всегда так добродушно махал мне крылом, приглашая войти, и мелодично кричал: «Малкольм, дружище, входи скорей!». Конечно, на волне своих эмоций забывал поздороваться, извинялся за это (странно, каждый день же такое происходило, мог бы и запомнить) и распахивал стеклянную дверь для меня. Утром у него было пусто, он только открывался и приводил все в порядок. Я помогал ему в этом: включал аппаратуру, проверял ее исправность.

Клайд был очень общительным. Говорил с такой страстью и увлеченностью, что, порой, забывал обо всем на свете, что не касалось его рассказа. Он начинал говорить о каком-либо клиенте, который заходил вчера, тут же сбивался фразой «ой, я же хотел рассказать другое, пока не забыл», но, в итоге забывал и это, смеялся и провожал меня к выходу, вспоминая, что мне нельзя опаздывать на работу.

Я никогда у него не стригся, мой единственный торчащий хохолок на голове мне не мешал и рос очень неохотно. Иногда, бывало, Клайд состригал его до определенной длины легким движением ножниц, что занимало у него не больше секунды. Я бы и никогда о нем не узнал, но очень уж он любил знакомиться с новыми жителями города. Но выходил на прогулку он крайне редко, поэтому знал лишь тех, кто ходил мимо его скромной обители ножниц и расчесок.

После парикмахерской следующей остановкой была булочная старушки Висси, добродушной кошечки с серебристой шерсткой. В силу возраста, она немного полиняла, шерсть на ушках немного свалялась, но выглядела она хорошо для своих лет. Она, как и Клайд, встречала меня на входе. Отвечала мне приветствием на приветствие, угощала кусочком пирога со словами «ты же опять не завтракал, уж я-то знаю» и уходила на кухню, получив взамен слова благодарности. Сегодня она попросила меня зайти к ней после работы и помочь с новой печью, которую ей привезут днем. Естественно, я не мог отказать ей. Раз в месяц она просила меня о небольшой услуге, я привык к этому и не мог, да и не хотел, сказать «нет» старушке Висси.

Дальше мой путь не терпел остановок, я добирался быстро, проходил через пост охраны и шел к своей съемочной площадке. Утром на киностудии было довольно пусто, редко доводилось увидеть кого-то и поздороваться. Я точно знал, что те два часа до прихода актеров, позволяют мне полностью занять любую декорацию, любые установки и аппараты. Два часа разминки, тренировки, оттачивания навыков. Это именно то, что мне было нужно. Я всегда пользовался страховкой, как обязывал мой контракт, хоть и не всегда видел в ней необходимость. Может, звучит немного безумно, но страх перед опасностью заставлял меня действовать осторожно, максимально сосредоточиться и дерзнуть попробовать что-то новое. Развиваться никогда не поздно, так ведь?

Не скажу, что я общителен и имел много друзей. Напротив, я частенько слушал, когда кто-то очень хотел мне поведать какую-либо историю, понимающе кивал (в редких случаях не соглашался, пытался что-то доказать и объяснить) и дальше занимался своими делами. Едва ли нашелся бы хоть кто-то, кто мог бы поделиться секретом со мной (или кому бы я доверил секрет).

Я так увлекся работой, что не заметил, как съемочная площадка постепенно заполнилась персоналом и актерами. Работу они еще не начали (я имею в виду актеров), но пора было немного передохнуть и перекусить. Спустившись вниз к обеденным корпусам, я направился в столовую для вспомогательного персонала (я точно знал, что сейчас там почти никого нет), уселся ближе к окну и мгновенно умял вкусный подарок старушки Висси под кружечку горячего чая.

До меня донесся отвратительно высокий звук сирены. Где-то произошло происшествие. Я выбежал на улицу и осмотрелся. Может, пожар? Где? Странно. Дыма нет, ничего не горит. А что там… Кто-то бежит в седьмой павильон. Я сразу помчался туда. Уже на подходе были слышны слезливые крики, кто-то отчаянно звал на помощь. Это был маленький ребенок. Я точно знал этого мальчишку. Он приходил сюда с отцом каждый день, носился по площадке, приставал к окружающим со своими забавными детскими вопросами, играл и отвлекал режиссера от работы. Бедный сорванец забрался высоко на декорации, зацепился кофтой за верхушку фермы, установленной специально для съемок нового фильма о заброшенном городе, соскользнул и повис в таком положении. Ему было страшно пошевелиться, он мог сорваться в любую секунду.

– Малкольм, вот где ты! Умоляю тебя, мой сын застрял, все каскадеры шляются неизвестно где, помоги ему! – взволнованно кричал режиссер.

– Постарайтесь поймать его, если он начнет падать, я бегу наверх, – выдал я уже на ходу и побежал к постройкам.

На эту конструкцию я никогда не забирался, она была установлена исключительно как декорация, поэтому моего веса явно не выдержала бы. Нужно было найти другой способ. Если я только встану на эту штуку, она тут же упадет, и ребенок с ней вместе. Осмотреться… скорее, время уходит… вот! Если я заберусь на стропила, то дотянусь до малыша! Веревка, на входе я точно видел веревку. Да, вот она, осталась здесь благодаря ленивому стажеру, который не удосужился унести ее на склад после съемок рекламы о ковбоях. Никогда не думал, что такая халатность на работе сыграет хорошую службу. Я схватил веревку, привязал один конец к колонне, другой – к тяжеленькому муляжу револьвера, и перебросил его через стропила. Быстрее, надо взобраться, мальчишка вот-вот сорвется! Еще немного, несколько метров… Нет! Он сорвался! Еще чуть-чуть и… есть! Я схватил его за руку, как вовремя! Уф… мальчик, весь в слезах, заглянул мне в глаза и, охрипшим от страха голосом, просипел мне:

– Спасибо… дядя…

Я подтянул мальчугана ближе к себе, чтобы он мог обхватить меня, и спустился с ним по веревке вниз. Перепуганный отец в ту же секунду подскочил к нам под гром аплодисментов, подхватил сына на руки и дрожащим голосом, глядя на свое дитя, произнес: