Олег Касимов - Спаситель с нашего двора

Жесткий, типично армейский распорядок дня начинался с трехкилометровой пробежки. Затем первый урок, который мы посещали все вместе, – греческий язык: ускоренный курс по секретной методике. Вообще-то языком межнационального общения того времени ученые считали латинский, язык Великой римской Империи. Он был аналогом современного английского, ибо весь цивилизованный мир находился тогда под римлянами. Но в Восточном Средиземноморье большинству ближе был все же греческий язык – наследие тех времен, когда греки владели этими землями. Греческий там знали и понимали, как русский на территории бывшего Советского Союза.

Затем полтора часа в тренажерном зале и бассейн. Потом мы разделялись.

Для каждого было заготовлено несколько отправных легенд. У Андрея это были паломник из Хоразина, дальнего от Иерусалима городка в Галилее; наемный работник из Махерона, что по другую сторону Мертвого Моря; молодой священник из Перея – для этой, последней, версии ввели дополнительные занятия с раввином. В качестве родины того или иного персонажа специально выбирали отдаленные уголки Палестины, чтобы минимизировать возможные встречи с земляками, но так, чтобы это были места по соседству с Иудеей.

Андрей был потомственным евреем и знал иврит: ставили на это. Ему преподавали арамейский, который вместе с ивритом является частью древнееврейского языка – языка талмудов и ветхозаветных текстов, ритуалов и науки. От его арамейского многое зависело.

Как потом выяснилось, Моссад с самого начала пытался навязать в проект своего человека. После мягкого отказа, не имея никаких рычагов давления и желая, по всей видимости, сохранить лицо, спецслужба согласилась с тем, что одним из участников эксперимента станет еврей, даже выбранный не ими. Кандидатура Андрея устроила всех.

Со мной было сложней. Во-первых, ничего восточного в моей физиономии не было. Еврейского я не знал. Беглец из Малой Азии, желающий наняться в Римскую армию, – только это выглядело более или менее правдоподобно. Со мной еще отдельно занимались латынью.

Мы оба легко превращались в немых калек или, памятуя о прокаженных, отрабатывали перевоплощение с черными балахонами. Это помогло бы на первых этапах, когда можно было обойтись без языкового контакта. Кроме прочего, с нами занимались рукопашным боем и приучали к перегрузкам. Центрифуга, подобная той, что используется для подготовки космонавтов, температурные нагрузки. Каждый вечер получасовое общение с психологом.

Только небольшая группа людей знала о реальной цели нашей подготовки. Все: педагоги, консультанты, тренеры – полагали, что эта, засекреченная, часть арт-проекта «Израиль. Зарождение новой эры» скорее всего, связана с безопасностью. Да и не о чем было волноваться. Даже я, оставаясь наедине с собой, сомневался в реальности проекта.

Я помнил самый первый день, когда нас привезли в тренировочный центр. Нас было шестеро. Меня, Андрея, и еще четырех незнакомых молодых людей завели в огромную лабораторию-ангар, в центре которой находилась непонятная техническая конструкция. Вокруг нее, словно белые мотыльки, порхали люди в белых халатах – скорее всего, техническая группа. Нас встретил статный мужчина, одного взгляда на которого было достаточно, чтобы понять, кто здесь босс. Мы уже однажды встречались с этим человеком. С его появления все и началось.

Мы тогда посещали дополнительные занятия по молекулярной физике и термодинамике. В конце очередного занятия появился незнакомец, и наш профессор дал ему слово. Это и был тот самый холеный оратор. Он соловьем заливался о новых перспективах и возможностях экспериментальной группы, которую он набирает. Сулил постоянную, очень высоко оплачиваемую работу для настоящих ученых, вещал о труде на благо отечества. Я таких не очень люблю. Больно у них все ладно и гладко.

В общем, интересующимся нужно было заполнить и сдать анкету.

Андрей сразу загорелся. Ну и я следом за ним тоже заполнил бланк. Спустя пару недель нас официально отпустили с лекций – для прохождения собеседования. Ничего особенного: тесты, логические задачи, медосмотр. Необычным был только тест на психологическую совместимость с напарником. Сколько лет знакомы? Что он любит, чего не любит. Его сильные стороны… Тут-то и выяснилось, что все соискатели пришли парами.

– А это часом не для гей-клуба информация? – вполголоса схохмил Андрей, вызвав громкое гоготание в аудитории, но, увидев каменное лицо куратора, все-таки заполнил формуляр. И все.

Спустя почти месяц, когда мы практически забыли о странных испытаниях, нас вызвали в деканат. Коренастый мужчина в штатском, чья выправка однозначно выдавала принадлежность к армейским структурам, ошпарил нас взглядом и дивным баритоном сообщил, что мы прошли первый этап отбора. Из его слов выходило, что мы избраны для великой миссии, что должны этим гордиться, и все в таком духе. Стало понятно: оборонка. Желания работать в этой конторе у меня лично не было никогда. И какая там может быть наука – тоже вызывало сомнение. Новые разработки оружия? Мы с Андреем переглянулись и, не сговариваясь, стали отказываться. Армейский истукан словно был готов к такому сценарию. Он достал контракт и отчеканил:

– Две недели работы в проекте, и вам зачитывается военная кафедра с лейтенантскими погонами. Полный соцпакет, а главное – посмотрите: вторым пунктом значится размер гонорара.

О такой сумме мы не могли и мечтать. Видимо, на наших лицах отразилось столь явное сомнение в честности происходящего, что в разговор вмешался декан, молча сидевший все это время за своим столом:

– Поверьте, ребята. Это ваш шанс. И, возможно, другого такого на вашу долю не выпадет.

– Может, в космонавты готовят? – спросил меня шепотом Андрей.

Шутки шутками, а мысль о космосе еще не раз приходила нам в голову. Уж больно тщательно проводили дальнейшее медицинское обследование. Я был уверен, что меня с моим не самым идеальным здоровьем отправят домой. Так бы, наверное, и произошло, но проекту нужны были пары – совместимые по многим показателям группы по два человека. И я понял, что я до сих пор здесь благодаря Андрею. Мы с ним – одна группа, и мы соревнуемся с другими.

Больше всего угнетала неизвестность. Хотя мы поставили подписи в документе «о неразглашении», до сих пор никакого намека на дальнейшую деятельность не возникло. Кроме фраз о «великой чести быть избранным для этой уникальной миссии» мы по-прежнему ничего не слышали.

К вечеру третьего дня мы оказались в ангаре – лаборатории тренировочного центра, где нас и встречал все тот же статный мужчина. Его звали Аркадий Владимирович Колосов.