Маргарита Смирновская - Маленсаж. Бесценный олим. Книга 1

Сама же я осталась без защиты. Я быстро сняла браслеты-ленты. Они не убьют их, но покалечить и раскидать смогут.

Музыка, танец…

Я в него вся ушла. Я ничего не видела.

Соло…

Танец соло…

Душа цветет.

В эти моменты мне кажется, что я сама – цветочек, и вот-вот распущусь…

– Ты – весна… – он вошел в мой танец.

Я разглядывала его лицо. Он, как всегда, в себе уверен. Его движенья не такие мягкие и плавные как у меня. С его появлением танец поменял окрас.

Было уже лето, а не весна. Вокруг пылало, но не жгло. Весна будто набирала летний темп.

Он нагнулся ко мне и медленно поцеловал. Но было такое чувство, что это не только поцелуй. Он тронул мою душу…

Меня как будто что-то обожгло. Сердце замерло, а потом – резкая боль.

Я очнулась…

Оглушенные умруны копошились по краям прохода, пытаясь подняться на ноги, но сам проход к Оле был чист. Я раскидала их лентами, когда мертвецы почти ее окружили. Сейчас оставалось совсем немного времени, чтобы сбежать.

– Слезай с диска!

Оля быстро освободила его и, уменьшив орудие, я его запустила в немногочисленную нежить, которая еще оставалась на ногах. Диск как бритвой снес головы большинству нападавших, а остальные – невредимые – стали отступать.

Окончательно освободив проход, я убрала ленты, и мы побежали что есть мочи, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этого дьявольского места.

У меня сбивалось дыхание. От непрошедшей сердечной боли я не могла дышать, но бежала до последнего, пока не упала.

Скорбь…

Душа болит, ее словно отравили.

Отчаяние захватило все мое существо.

– Все будет хорошо… – шептала Оля.

Этот мягкий шелестящий голос я уже ни с чем не спутаю…

– Конечно, она – мой бесценный олим. – глухой знакомый голос. Я его уже слышала. – Я на куски тебя порву, если с ней что-нибудь случиться после всего, через что я прошел! – прорычал он, и я вспомнила, что это – мой Далос.

– Ты – успел. С ней ничего плохого не будет. Я смогу усыпить ее боль, – она гладила меня по голове. Я чувствовала ее дыхание. – Самое лучшее для вас – начать все с чистого листа, а потом… – Оля шепотом протяжно и певуче то ли читала, то ли пела. – Боль уйдет. Родится новый олим. С первым лучиком света. Расцветет олим. Олим для Далоса. И затянутся старые раны, залечится искалеченная душа. Время лечит все. Нам всего лишь нужно время. Увидишь, я ее вылечу…

– … Нужно всего лишь немного времени. Увидишь, я ее вылечу. Фил, пожалуйста, ты же – титан, помоги мне… – просила Оля.

Я уже очнулась и лежала перебинтованная. Оля склонилась надо мной и держала за руку, которую зачем-то порезала.

Но я не ощущала телесной боли. Боль душевная была куда сильнее. Она поглощала меня всю, целиком.

– Ни за какие клятвы! Я Далосу даже на смертном одре помогать не стану! Это ты с ним договаривалась, это ты ему должна, а я – никому ничего не должен!

– Фил… Фил, она тебя спасла, и спасет еще не раз!

– Она? Она – дикарка, забыла, кто такой олим Айдака? Или тебе напомнить? – Фил чуть не кричал. – Пропащий, отрекшийся Световик! И спасла она меня ради себя, чтобы не видеть твои слезы и не слушать всю дорогу причитание с писклявым похрюкиванием…

– Фил…

– Нет!

– Фил, ты же – титан. Что тебе дикарка сделает? Она не помнит себя…

– Это – пока! Ты разве не видишь, что она с бешенным темпом возвращается. Надо быть самоубийцей, чтобы оставаться при ней без сил и оружия. Как ты думаешь, кого из нас она укокошит первым?

– Фил, она никогда не будет прежней. Сейчас она бесстрастна, – Оля хлюпнула, и я поняла, что она плачет. – Помоги! Время…

– Ага, совсем как ангел… Сколько раз она меня чуть не убила?

– Но не убила же. Она уже не сможет. Пожалуйста, Фил.

Он неохотно ухнул и сел рядом с моей раной на руке.

– Хорошо. Но чтобы ты знала: это – только ради себя. Не ради тебя, неумеха, не ради нее – Далосовского непослушного и скверного орудия… Ради себя, понятно?

– Да, – Оля снова хлюпнула и икнула.

Глаза у меня были закрыты, но я видела то чудо, что сотворил титан…

Фил был прекрасен. Он обратился настоящим титаном: в серебристой одежде; в кольчуге, похожей на перья; вместо волос на голове – перья с ушками филина; светился как ангел.

Он расправил огромные могучие крылья…

Несмотря на то, что одно крыло было помято и без одного значимого пера – смотрелся он превосходно.

И сейчас я увидела, что его глаза не темно-желтые, как у совенка, а светло-зеленые, и такие живые, что просто полны жизни и света.

Фил начал вращаться, и вокруг него образовалась воронка из мелких перышек.

Он подбросил вверх брошку, на которую упал луч света. Брошка попала в облачко перьев, и когда перышки растворились – брошка оказалась на его груди, а из нее – прямо мне в ранку на руке – упала серебристая капля света.

Меня наполнил свет. Я растворялась в музыке Световиков. Это был гимн счастья и светлой радости.

Я не помнила, кто я…

Я была лучом…

Я радовалось своему существованию и возможности светить…

– Дарьян, вставай… Дарьяна, нам пора идти… – пыталась поднять меня Оля.

Я открыла глаза.

Фил сидел на ее плече, и мне показалось, что вместо птичьей головы я вижу лицо титана с каким-то презрительным выражением. Он даже смотреть на меня не хотел, словно его тошнило от меня.

Но вопреки всему, я чувствовала легкость. Я была полна сил. Ощущения были такими же, как и дома, у Оли. Как будто время откатилось назад…

Я взглянула на руку. Раны нет, только похожий на птичку ожог.

– Метка спасения и покровительства… – выговорила я, хотя и не помнила, откуда это знала.

Я снова взглянула на Фила.

– И не надейся. Вынужденная мера.

Я почему-то засмеялась сквозь накатившие слезы и крепко обняла Олю.

– Спасибо…

– Посмотрю, как ты потом будешь нас благодарить… – съязвил Фил и первым полетел в коридор.

И буквально сразу же мы, услышав характерное для умрунов шарканье, бросились догонять филина, не дожидаясь, пока мертвецы появятся в поле зрения.

Отбежав на приличное расстояние, мы остановились, чтобы отдышаться. Фил же, от бессилия, просто, упал на землю.

Пока я бежала, то все время задавалась вопросом: есть ли у меня хоть чуть-чуть благодарности к нему или нет?

И пришла к выводу, что я – бездушная особа. Я к нему отношусь как к очень красивому животному, и это – в самом лучшем случае!

А так, меня периодически тянет его подстрелить или умрунам скормить. Он прав: я его просто жажду прикончить. И даже не за его скверный характер, а просто за то, что он есть. Меня он раздражал на подсознательном уровне. Какой бы он чудесный и красивый не был – я его не переваривала, я просто знала, что он должен умереть…