Андре Лори - Капитан Трафальгар

Белюш тотчас же поспешил исполнить это, видимо, очень довольный, затем поспешил удалиться на соседний пригорок. Минуты две спустя я обернулся, чтобы взглянуть на него, но Белюш уже исчез куда-то.

Пять человек черных слуг, то есть негров, состоявших при лошадях, окружили старого Купидона и расположились вместе с ним на пригорке, закусывали копченым салом, распивая свою флягу вина, и мы могли разговаривать, не опасаясь быть услышанными посторонними.

Жан Корбиак объяснил нам, что его настоящее местопребывание представляет собой нечто вроде укрепленного замка, весьма схожего с его фортом Баратария, построенном на островке, в глубине залива Сан-Марко, приблизительно на половине пути между Сабиной и портом Галвестон, а следовательно, на расстоянии приблизительно двадцати часов пути от того места, где мы теперь расположились лагерем. Но он не мог спокойно дождаться нас, сидя у себя дома, зная, что мы уже так близко, так как был вполне уверен, что все его предписания и желания будут исполнены в точности до самых пустячных мелочей. А потому, будучи убежден, что он в своих расчетах не ошибается и что мы должны быть уже близко, он не мог сдержать своего нетерпения и решил двинуться к нам навстречу до Сабины.

— Завтра вечером мы уже будем в Сан-Марко, — продолжал он, — и там на свободе обсудим, что нам следует делать дальше. Когда я писал тебе, Жордас, то не знал даже, хватит ли у меня жизни, чтобы дождаться твоего приезда. Поэтому я позаботился оставить тебе все мои распоряжения, изложенные письменно. Но затем мое положение хотя и не улучшилось, но мало-помалу сделалось, может быть, в силу привычки, более сносным. Кроме того, и сила воли много значит! А я хотел, хотел, во что бы то ни стало, дождаться тебя и увидеть еще раз моих детей… В то же время я начал понемногу ликвидировать свои дела. Белюш отвел мои два судна в Каракас и там сумел продать их очень выгодно и удачно. Кроме того, большая часть моих товаров теперь также уже продана, так что тебе не предстоит особенно больших хлопот с моими делами, кроме заботы о моих детях, которых я всецело поручаю тебе. Отвези их во Францию и там займись их воспитанием и образованием.

— Прекрасно! А кто тебе мешает отправиться туда вместе с нами? — воскликнул мой отец, как бы не понимая настоящего смысла слов больного товарища.

Комендант Корбиак ответил ему на это печальной улыбкой и выразительным взглядом, ясно говорившим, что главное препятствие — это сторожащая его смерть, но, вероятно, не желая огорчать дочь, он проговорил:

— Ты знаешь, что мне нельзя вернуться во Францию, даже если бы состояние моего здоровья и позволило мне совершить такое большое путешествие!

— Ба-а! — воскликнул мой отец, — в настоящее время это уже устарелые понятия, друг мой! Ты прекрасно можешь теперь вернуться во Францию, где никто давно уже не помышляет, могу тебя уверить, о делах 1815 года, и где Англия теперь не имеет уже ни малейшего влияния. Что же касается Соединенных Штатов, то если бы даже они узнали, что ты вернулся на родину, то и тогда, вероятно, не подумали бы вспомнить старую историю и требовать твоей выдачи. А затем, ничего не может быть проще для избежания всякого рода опасности, как поселиться где-нибудь в тихом забытом уголке — Бретани или Нормандии, как это сделал я, прожив спокойно и беззаботно все эти четырнадцать лет. Если хочешь послушать совета своего старого друга, то приезжай и живи с нами в Сант-Эногате. Правда, мой домик не велик, но и в нем нам хватит места на первое время, а там мы пристроим к нему один или два флигеля, — и все будет как нельзя лучше. Мы выпишем для тебя лучшего доктора из Парижа, будем ухаживать за тобой, беречь тебя, баловать, и в конце концов ты сам увидишь, что мы поставим тебя на ноги!

— Это прекрасная мечта! — задумчиво проговорил Корбиак, как бы околдованный речью своего старого товарища и невольно поддаваясь ей. — Конечно, я не отказываюсь, если только это окажется возможным…

В этот момент неожиданный возглас Клерсины прервал мечты командира Корбиака и моего отца.

— Смотрите, — вскрикнула она, — можно подумать, что в саванне пожар! — и она указала вдаль, на юго-восток, где виднелась громадная черная движущаяся масса, нечто вроде сплошной черной пелены, которая стлалась над желто-зеленым пространством прерии. Мой отец привстал и посмотрел в указанном направлении.

— Это громадное стадо быков! — сказал он, внимательно вглядевшись в черную массу.

— Ну, в таком случае это, наверное, пожар! — подтвердил комендант. — Когда быки, овцы, кони и дикие животные соединяются в такие громадные стада и бегут сплошной стеной все вместе, перед страшной, грозящей им опасностью, то всегда можно сказать с уверенностью, что прерия горит. Но не бойся, дитя мое, — добавил он, обращаясь к своей дочери, — они и не подумают даже устремиться в лес, а, наверно, свернут вправо от нас, а если пожар дойдет до этого места, то мы во всяком случае успеем отступить перед ним, так что и в этом случае нам не грозит никакой опасности!

— Да я вовсе не боюсь, — сказала Розетта совершенно спокойно.

И в самом деле, не страх так расширил ее прекрасные глаза, а скорее сильное любопытство, тот непреодолимый и весьма естественный интерес, какой невольно должно было возбудить в ней это грандиозное, великолепное, невиданное еще зрелище.

— Ах, как бы я желала увидеть вблизи всех этих бедных животных! — проговорила она.

Тем временем я уже почти влез на толстые ветви одного из тех громадных деревьев, вблизи которых мы расположились лагерем.

— Если Нарцисс пожелает тебе помочь взобраться вместе с ним на это дерево, то вы будете видеть все, как в ложе бельэтажа! — заметил на это командир Корбиак.

Громадные ветви могучего кедра спускались почти до земли и представляли собой, так сказать, своего рода лестницу, по которой было весьма легко взобраться.

Розетта с восторгом приняла предложение своего отца; маленький Флоримон также стал проситься к нам. Я не мог отказать ему в этом удовольствии, и спустя три минуты все мы удобно поместились на громадной и толстой ветви кедра на высоте приблизительно шести саженот земли.

Земля под нами дрожала и стонала каким-то глухим стоном, подобным отдаленному подземному гулу, предшествующему землетрясению или раскатам отдаленного грома. Но вскоре среди этих непрерывных раскатов, являющихся результатом топота десятков тысяч ног обезумевших от ужаса животных, стали выделяться отдельные крики, рычание, вой, сливаясь в странный, душу потрясающий концерт. Черная пелена сплошной массой мчавшихся животных растянулась теперь на необозримое пространство и заметно приближалась к нам. Наконец появились и передовые эшелоны громаднейшего стада. То были олени, лани, лоси, черные лисицы, мексиканские волки, рыси, буйволы. Все они мчались одной общей стаей, несясь как ураган, надвигаясь, как морская волна, забывая взаимную вражду, гонимые одним общим страхом и ужасом грозящей им беды. За ними мчались лошади и бизоны, сбившись в одну пеструю кучу, а там были быки и овцы. Все это длилось более получаса и, как предвидел комендант, все они на расстоянии двухсот или трехсот шагов от нашей стоянки вдруг повернули вправо, огибая лес, и помчались в направлении к западу. Вдали, позади их, уже виднелись черные облака дыма и красное зарево пожара.