Майн Рид - Бандолеро, или Свадьба в горах

— Что ж, сэр, — сказал генерал, которого мои слова, очевидно, позабавили, — а что вы будете делать со своим десятком переодетых солдат?

— Вооружу каждого несколькими револьверами, вдобавок дам по складному ножу. Когда грабители остановят дилижанс и окружат его, мы все одновременно выскочим и дадим им хороший урок. Все мои люди участвовали и в военных сражениях, и в уличных схватках, так что они, без сомнения, смогут проучить и бандитов.

— Клянусь словом Уинфилда Скотта, сэр, в вашем плане что-то есть. Со своей стороны, я не стал бы мешать разбойникам грабить знатных мексиканцев. Они ненамного честнее остальных своих соотечественников. Но может показаться, что мы не попытались прекратить грабеж. К тому же разбойники нападают и на наших людей. Хорошо, сэр! — добавил он после небольшой паузы. — Я обдумаю ваше предложение и дам ответ завтра утром. А пока подготовьте своих людей — на случай, если я одобрю ваш план.

— Мне задержать дилижанс, генерал?

— Нет, нет; не сегодняшний. Только завтра. У вас будет достаточно времени. Я должен все обдумать. У меня много важных дел. К тому же, вы знаете, сэр, у меня враги в Вашингтоне, бьют не только с фронта, но и с тыла. Да вам и не хватит времени, чтобы приготовиться к утру.

— Мне нужен всего час, генерал, если вы дадите разрешение. Я уже подготовил людей. Они могут переодеться к полуночи.

— Я подумаю об этом. Подумаю, как только освобожусь. Но меня ждут. Мексиканский джентльмен, как доложил адъютант. Интересно, что ему нужно. Охрану, наверно, или какую-нибудь другую услугу. Эти люди отравляют мне жизнь. Они думают, что мне нечего делать, только заниматься их мелкими проблемами. Если у кого-нибудь украдут курицу, обязательно нужно обращаться ко мне. Бог видит, я их достаточно защищаю — больше, чем их собственное правительство!

Это утверждение было совершенно справедливо. Как ни презрительно я относился к военным способностям генерала Скотта, могу под присягой подтвердить, что нашим противникам нельзя было пожаловаться на его негуманность. Никогда с завоеванным народом не обращались с такой мягкостью, как с мексиканцами в той памятной кампании. Я без колебаний назову ее самой цивилизованной кампанией в анналах истории.

Я отдал честь и готов был удалиться, когда услышал приказ:

— Подождите, сэр!

Я снова повернулся лицом к главнокомандующему.

— Вы мне можете еще ненадолго понадобиться. Мне говорили, что вы хорошо владеете испанским.

— Не очень хорошо, генерал. Как сами испанцы говорят, ун поко — немного.

— Неважно. Я вспомнил, что мой переводчик отсутствует, а никто из моих адъютантов не знает этого языка. Мексиканец, который сюда войдет, наверно, не поймет ни слова из того, что я скажу. Поэтому останьтесь и переводите.

— Как прикажете, генерал. Постараюсь.

— Готовьтесь услышать историю украденной курицы и требование компенсации. Ага, а вот и проситель.

В этот момент дверь открылась. Вошел один из адъютантов, вслед за ним решительной походкой — незнакомец.

У вошедшего была внешность человека, перенесшего тяжелую утрату, гораздо серьезнее, чем украденная курица.

С одного взгляда я узнал в нем испанца чистейшей голубой крови Андалузии. Ни капли крови ацтеков. У него была, вне всякого сомнения, достойная внешность идальго. Это впечатление подкреплялось дорогой одеждой, очень мало отличающейся от костюма английского джентльмена старой школы. Но я заметил легкий беспорядок в его одежде, не говоря уже о царапинах на руках и лице.

Незнакомец был пожилого возраста. Чисто выбрит, без усов и бакенбардов. Снежно-белые волосы на голове коротко подстрижены, а дугообразные брови такие черные, словно их владельцу двадцать лет!

Пронзительный взгляд свидетельствовал о скрытом пламени. Но сейчас в этих глазах затаилась печаль. Поведение человека свидетельствовало о том, что он пережил большое горе. Под влиянием этого горя обычное спокойствие покинуло его. Торопливо войдя в палатку, господин остановился перед генералом.

Командующий подал мне знак переводить. По вступительным замечаниям я уже понял, что он ехал в дилижансе, направляясь в столицу по делу к самому генералу. В дороге с ним произошло большое несчастье.

— Несчастье? — переспросил я в своей роли переводчика. — Какое несчастье, сеньор?

— О, кабальеро, уна коса оррибле, ун робо! Порлос бандолерос!

— Случилось страшное, ограбили! Разбойники! — буквально перевел я для генерала.

— Удивительное совпадение! — заметил главнокомандующий. — Я думаю, капитан, что дам вам разрешение.

— А что они у вас отобрали, сеньор? — спросил я в соответствии со своей ролью. — Не часы — я вижу, ваши замечательные часы с вами.

Я кивнул на массивную золотую цепочку, украшенную бирюзой, топазами и другими сверкающими камнями. Свисая из кармана, цепочка бросалась в глаза.

— Пор Диос, нет! Они их не взяли!

— В таком случае — кошелек?

— Нет, сеньор, и кошелек они не тронули. Лучше бы забрали его и часы! Ах! Лучше забрали бы все, только не то, что взяли!

— Что же это?

— Миас нйнья'с! Миас ниньяс!

— Ниньяс! — прервал генерал, не дожидаясь перевода. — Это означает — молодые девушки, не правда ли, капитан?

— В основном значении — да. Но он имел в виду своих дочерей.

— Что! Разбойники увели их?

— Именно это он говорит.

— Бедный старый джентльмен! Несомненно, трудно перенести, когда твоих дочерей уводят разбойники. Даже хуже, чем индейцы. Расспросите его. Пусть все расскажет, а потом спросите, чего он хочет от нас. Я подожду, пока вы не закончите. Потом переведете все сразу.

Сказав это, генерал отвернулся, поговорил с адъютантом и отправил его по какому-то делу. А сам занялся картами — несомненно, составлял «великие стратегические схемы». Хоть мы и были в столице врага, кампания еще не кончилась, и в будущем предстояли сражения.

Получив свободу действий, я пригласил мексиканца садиться.

Он торопливо отказался, и мы продолжали разговор стоя!

— Как это случилось? Когда? Где? — задал я серию вопросов.

— На дороге, сеньор, на дороге из Ла Пуэбла.

— Из Пуэбла? — Эти слова вызвали во мне особый интерес.

— Да, сеньор, это произошло недалеко от города. Мы его еще видели — по эту сторону Рио Фрио, вблизи постоялого двора Кордова.

— Вы путешествовали?

— Да, я сам, мои две дочери и наш семейный священник, добрый падре Корнага.

— В своей карете?

— Нет, сеньор, в дилижансе. Нас остановила шайка разбойников, у всех были закрыты лица.

— И что же?

— Они приказали нам выйти из экипажа. Потом лечь на землю. И пригрозили, что если мы поднимем голову, нас пристрелят без церемоний.