Генри Хаггард - Скиталец

— Что поделываешь, друг? — кричал насмешливо Скиталец. — Ты желаешь остаться со мной, а не хочешь уйти с товарищами? Оставайся же там и смотри на устье реки и на рынок, где ты хотел продать меня за хорошие деньги!

Но несчастный матрос уже умер от страха и страданий. Скиталец, расстегнув свое золотое вооружение, снял его, достал свежей воды, чтобы помыться, золотой гребенкой причесал свои длинные темные локоны и собрал все стрелы, воткнувшиеся в трупы, обратно в колчан. Когда все это было сделано, он снова надел свое вооружение, но, несмотря на свою силу, не мог вытащить осколка копья из своего золотого шлема. Подкрепившись пищей и выпив вина, он сделал возлияние на алтарь богов и оттащил прочь огромный камень, к которому был привязан корабль, затем взялся за руль и при свежем северном ветре направил корабль к южному рукаву Нила.

Теперь и Скиталец почувствовал себя усталым. Солнце стояло высоко на небе. Корабль быстро несся вперед. Но вдруг небо потемнело и воздух наполнился шумом и шелестом бесчисленных крыльев. Казалось, что все птицы, жившие в этой стране, слетелись сюда и неслись над морем, крича и шумя на разные лады.

В темной массе птиц ясно выделялись белоснежные лебеди. При виде их Скиталец схватил свой лук и пустил стрелу в лебедей. Один из них камнем упал в воду позади корабля.

Скиталец ожидал этого, но — о ужас! — вода вокруг раненого лебедя покраснела, как кровь. Серебристые крылья и белоснежные перья лебедя покрылись красными пятнами. Скиталец с удивлением смотрел на это зрелище, заметив, что красная пена плыла с юга, от устьев Нила, что позади корабля вода приняла кроваво-красный цвет. Скиталец подумал, что на берегах Нила была какая-то битва, что бог войны разгневался и окрасил кровью священную реку и море. Но где была война, туда рвалось его сердце, и он направился прямо к устью реки.

Было два часа пополудни, солнце ослепительно сияло на небе, как вдруг произошло что-то неожиданное. Солнце сделалось кроваво-красным и окуталось туманом, черным, как ночь. На юге стояло черное облако, похожее на гору, окаймленное огненным сиянием. Никогда во всю свою жизнь, за время всех своих странствований Одиссей не видел такого мрака. Он не мог видеть ни корпуса, ни мачты своего корабля, ни мертвого человека на палубе, ни капитана, громко стонавшего внизу и призывавшего богов. Только впереди корабля, на горизонте, виднелся просвет голубого неба да маленький остров, где он убил сидонских купцов, белел вдали, словно сделанный из слоновой кости.

На севере, откуда он ехал, синело ясное небо, высокие вершины гор, белели храмы богов. А на юге, куда он направлялся, стояла мрачная туча и царила темнота. Он знал, что там будет война людей и богов, что он найдет там последние объятия любви.

Забывая о предстоявших опасностях, Скиталец рвался вперед: он не знал страха, будучи из тех людей, которые не сворачивают с намеченного пути. Он пошел к алтарю богов, где еще дымилось куренье, своим мечом расколол несколько стрел и рукояток в мелкие щепки, положил их в жаровню и поджег. Огонь ярко вспыхнул и озарил лица мертвых людей, лежавших на палубе.

Это было самое странное путешествие в его жизни, в обществе мертвецов, среди непроглядной темноты. Ветер дул порывами. Наступила какая-то безрассветная ночь. Но на сердце его было легко, ему казалось, что он стал снова мальчиком. Забылись все прочие печали, когда он выпил напиток богини и упился наслаждением битвы.

Он схватил лиру мертвого сидонца и запел торжествующую песнь.

Хотя свет солнца погас во мраке,

Хотя народ мой исчез с лица земли,

Хотя я плыву по священному морю

Навстречу золотым лучам солнца,

Хотя я одинок и никому не известен,

Сердце мое, терпи, не страшись!..

Пока он пел, в темноте появился красноватый свет, и корабль помчался к этому свету. Скоро Скиталец увидел два столба пламени с узким промежутком между ними. Корабль прошел между ними. Огненные столбы вблизи оказались огромными горами, а за ними виднелась гавань. Когда корабль приблизился к гавани, Одиссей увидал огни на лодках, и моряк с одной из лодок заговорил с ним на египетском языке, спрашивая, нужно ли лоцмана, чтоб провести корабль в гавань.

— Да, да! — воскликнул Одиссей.

Лодка пошла к кораблю. Лоцман вошел на корабль, держа факел в руке. Когда его глаза упали на мертвого человека, на капитана, привязанного к железному крюку, на золотое вооружение героя, на его лицо, он в ужасе отступил назад, думая, что сам бог Осирис на корабле Смерти явился в Египет. Но Скиталец просил его не бояться, говоря, что он приехал с богатым грузом и с драгоценными дарами фараону. Лоцман скрепя сердце принялся за дело, и между двумя столбами огня корабль проскользнул в тихую гавань великой египетской реки. Затем по совету лоцмана корабль был направлен к храму Оракула в Танисе — верное убежище чужеземцев, где ничто не могло потревожить их. Но сначала нужно было выбросить мертвых сидонцев за борт, так как египтяне ненавидели трупы. Один за другим мертвецы полетели в воду. Отвратительное зрелище!

В воде кишели огромные, чудовищные рыбы, набросившиеся на мертвые тела. Страшно было видеть, как они бросились на добычу, хватали ее и разрывали на куски в непроглядном мраке, при отблеске далекого огня. Казалось, это была страшная река смерти, обжитая чудовищами и всеми ужасами смерти. В первый раз в жизни сердце Скитальца замерло от страха. Тогда он вспомнил, что даже птицы в испуге летели прочь отсюда…

Когда мертвецы были выброшены, Одиссей, совсем измученный, заговорил с лоцманом, спрашивая его, отчего вода в море сделалась красной, была ли война в стране и везде ли царит такая темнота, как здесь. Тот ответил, что войны нет, все мирно и тихо, но страна переполнена лягушками, змеями и ящерицами, что целых три дня вода священной реки Сихор окрашена в кроваво-красный цвет, и мрак распространился над всей страной. Однако причины всех этих ужасов лоцман не знал.

Народ толковал, что боги разгневались на Кеми (Египет), но за что, он не мог сказать этого. Очевидно было, что божественная Хатхор, богиня любви, разгневалась на поклонение, воздаваемое в Танисе другой богине или женщине поразительной красоты. Лоцман добавил, что она появилась в стране несколько лет тому назад неизвестно откуда, была почитаема, как богиня, и исчезла так же таинственно, как появилась. Теперь она видима всем людям и обитает в своем храме. Люди поклоняются ее дивной красоте и чтут ее как богиню. Была ли она богиней или смертной женщиной, лоцман не знал, но богиня любви разгневалась на нее и послала на землю мрак и гадов.

Народ, живший по берегам моря, роптал и говорил, что надо просить чужеземную Хатхор уйти из страны, если она действительно богиня, или побить каменьями, если она простая женщина. Но обитатели Таниса клялись, что лучше умрут все до одного, чем позволят оскорбить несравненную красоту своей богини. Некоторые уверяли, что колдуны, пришедшие сюда из пустыни и поселившиеся в Танисе, которых называли Апура, причинили все эти бедствия своим колдовством. «Кстати, — добавил лоцман, — эти варвары гораздо умнее и могущественнее всех египетских жрецов».