Густав Эмар - Перст Божий

Подойдя к огню, он сел рядом с охотником и, закурив сигару, сказал ему:

— Добрый вечер, Кастор!

— Добрый вечер, сеньор! — ответил канадец, вздрогнув, как будто его внезапно пробудили ото сна.

— Вы спали?

— Нет, я думал!

— Можно узнать — о чем? — спросил улыбаясь дон Порфирио.

— К чему, сеньор? — довольно сухо ответил охотник, — разве стоит говорить вам о разных глупостях?!

— Ба! да отчего же не сказать?! Мы убьем время: мне вот не хотелось спать, я и пришел поболтать с вами! Говорить о глупостях или о чем-либо другом, не все ли равно?

— Вы станете смеяться надо мной, и будете правы, сеньор, если я вам скажу, что мне сейчас взбрело в голову.

— Почем знать? Иногда самые безумные мысли оказываются очень дельными.

— Мы, канадцы, суеверны, сеньор!

— Что вы этим хотите сказать?

— А то, что в большинстве случаев мы думаем не так, как другие.

— Чтобы я мог ответить, Кастор, мой дорогой друг, мне нужно узнать хотя бы некоторые из этих мыслей.

— Вы правы, сеньор; да собственно говоря, отчего бы мне и не сказать вам, что меня мучит? Если вы и посмеетесь надо мной, беда не велика.

— Я не имею привычки смеяться над людьми, которых уважаю, Кастор! Насмешка всегда зла, и она оставляет неизлечимые раны. Я могу иногда шутить, но и то в известной мере, не затрагивая самолюбия моих друзей.

— О! Хорошо; дело совсем простое, сеньор. Когда вы подошли сюда, я думал о нашем путешествии, совершаемом в исключительных условиях: целых две недели нам, по-видимому, не угрожало никакой опасности.

— Совершенно верно, охотник! Что же вы думали по этому поводу?

— Я думал, сеньор, что это неестественно, нелогично, чтобы в таких опасных местах дело происходило бы именно так.

— Ну и что же, по-вашему?

— Ну, я и говорил сам себе, что остающиеся четыре мили до Охо-де-Агуа нам не удастся пройти так же спокойно, что те опасности, которые мы пока миновали, обрушатся на нас разом, совсем неожиданно, и что не далее, как завтра, не дойдя до асиенды, мы попадем в какую-нибудь западню, из которой нам не легко будет выбраться невредимыми.

— Так вот какие мысли пришли вам в голову, Кастор! — вскричал дон Порфирио в волнении.

— Да, сеньор, а теперь зовите меня ясновидцем, смейтесь надо мной, сколько угодно, я не рассержусь.

— Сохрани меня Бог смеяться над вами, Кастор, тем более, что я сам разделяю ваши мысли.

— Вы думаете то же, сеньор?

— Я неверно выражаюсь; вы действительно одарены предвидением, так как почувствовали, угадали те опасности, которым мы действительно подвергаемся.

— Я вас не понимаю, сеньор.

— Я сейчас объяснюсь; вас не удивило, что я распорядился остаться здесь на ночь?

— Конечно, удивило, сеньор, тем более что еще сегодня утром вы говорили, что остановок нигде не будет до самой асиенды, мы прибудем к десяти или одиннадцати часам вечера.

— Вы не догадываетесь, отчего я изменил мнение?

— Право, нет, сеньор, я даже не пробовал понять, отчего вы так поступаете. Разве вы не хозяин и не свободны действовать, как находите нужным без того, чтобы в этом доискивались какой-либо причины?

— Меня заставило остановиться в пресидио письмо. Вот оно. Прочтите его, и вы сознаетесь, что ваше предчувствие не обмануло вас.

— Сеньор! — сказал он, отталкивая бумагу, которую ему протягивал дон Порфирио.

— Прочтите это письмо, мой друг. Я не хочу иметь от вас секретов.

— Раз вы этого хотите, пусть будет по-вашему, сеньор. — И охотник быстро пробежал записку.

— Какие ужасные новости, — сказал он, возвращая ее обратно.

— Вы видите, вы почти угадали их!

— Правда!

— Что же нам делать?

— Принять предосторожность, черт побери.

— Но каким образом?

В это мгновение поблизости послышался выстрел.

— К оружию, ребята! — закричал Кастор, вскочив одним прыжком, с ружьем в руке.

В одну минуту весь лагерь был на ногах, каждый занял свой пост, готовый к сражению.

Кастор собирался послать двух-трех охотников на разведку, узнать причину тревоги, как послышался стук копыт, скачущей галопом лошади.

— Hola, не стреляйте! Я ваш друг, Пепе Ортис, везу новости.

Это был действительно голос честного малого, который все узнали.

Кастор повернулся к дону Порфирио и, нагнувшись к его уху, тихо проговорил:

— Мне кажется, вот кто нам даст добрый совет.

— Дай Бог! — проговорил дон Порфирио так же тихо. — Он подоспел как нельзя более кстати.

Вскоре увидели молодого человека, несущегося во весь дух; в одну секунду ему освободили проход к укреплениям.

— Благодарю, кабальерос, — весело проговорил он, — еще немного места, пожалуйста!

Схватив какую-то бесформенную массу, висевшую поперек шеи его лошади, он сбросил ее на землю, где она подпрыгнула, издавши глухой шум.

— Valgame Dios! — вскричал дон Порфирио, отодвигаясь в ужасе. — Что это? Никак труп?

— Да, труп шпиона. Он изволил выстрелить в проходе, я с ним поиграл в прятки около часа, но, как видите, мне удалось очистить дорогу. Я привез его, чтобы как-нибудь узнать, откуда он взялся; может быть, его кто-нибудь и узнает.

И он спокойно соскочил на землю.

а площади началась невообразимая суматоха. Стрелки, охотники, женщины, дети, старики — все в один миг столпились около трупа, лежащего на земле при входе в бивуак, где Пепе Ортис сбросил его, не стесняясь. Каждый проталкивался вперед, чтобы получше разглядеть и порасспросить; все ругались, и кричали, словом гвалт стоял несмолкаемый.

Дон Порфирио, отчаявшись быть услышанным в этой любопытной толпе, столь жадной до зрелища, сделал знак капитану Диего Леону.

Тогда последний дал несколько приказаний своим солдатам, которые тотчас же взялись за оружие и, образовавши ряды с помощью охотников, принялись медленно расталкивать народ, подгоняя непослушных древком своих копий; в десять минут вся площадь очистилась.

Жители, усталые, помятые и даже пораненные, вынуждены были разойтись по домам, где они и заперлись для спокойствия.

Около трупа образовался из стрелков и охотников непроницаемый круг.

— Факелы! — приказал дон Порфирио.

Появился Муньос с двумя пеонами. Каждый из них держал в руках зажженный факел.

— Наконец-то, — сказал Пепе Ортис, — мы при свете разглядим, кто этот негодяй!

— А главное, узнаем, кто его послал следить за нами, это еще важнее! — сказал капитан.

— Этот человек переодет! — произнес Кастор, покачивая головой.

— Переодет! — вскричал дон Порфирио, делая два-три шага вперед.

— Да ваша милость! — ответил охотник.

— Почему вы так думаете?

— О! Оно сразу видно, стоит только взглянуть. Посмотрите: его волосы и борода надушены; руки тонкие, белые, видно сейчас, что о них заботятся. Это — кабальеро.