Густав Эмар - Сурикэ

— Не считая восьми бутылок, в которых не осталось ни капли вина, — сказал, смеясь, молодой человек.

— Ну что ж, за едой хорошо немножко выпить, — отвечал Лефериль, наливая в чашки горячий кофе.

Господин Лефериль был маленький, кругленький толстяк с одутловатым и красноватым лицом; его серые, глубоко ушедшие в орбиты глаза светились хитростью и коварством, а толстые красные губы постоянно улыбались умильной улыбкой.

Он был дружен с капитаном Лебо уже лет тридцать, и Шарль знал, что он имеет на него очень большое влияние; г-н Лефериль служил несколько лет в Пуатуском полку и совершил несколько походов с капитаном Лебо; ему было за шестьдесят, и он имел хорошее состояние, происхождения которого, впрочем, никто не знал.

— Не пора ли начать беседу? — спросил Шарль с блаженной улыбкой.

— Погодите минуточку, — отвечал отставной капитан, — дайте мне закурить трубку; нет ничего лучше для пищеварения, как курить за кофе.

— Да, это правда, — сказал молодой человек, которому теперь, после плотного завтрака, все представлялось в розовом свете, — я тоже курю — отец приучил, к несчастью…

— У вас нет ни трубки, ни табаку, так, что ли?

— Именно так.

— Позвольте вам предложить на выбор, — грациозно сказал г-н Лефериль, кладя на стол несколько трубок и наполненный табаком кисет.

— Ну что же, я возьму, — весело сказал молодой человек, беря и набивая первую попавшуюся трубку.

Вскоре оба собеседника были окружены облаками дыма.

— Вы не ожидали меня сегодня, разумеется? — спросил отставной капитан между двумя затяжками.

— Признаюсь… я знаю, как вы дружны с моим отцом…

— Дитя мое, вы очень наивны, и вот почему вы должны были меня ждать.

— Гм! Может быть, но я вас не понимаю.

— А между тем это очень просто; возьмите же немножко коньяку, это очень хорошо с кофе.

Молодой человек налил себе коньяку, а Лефериль продолжал:

— Я не только друг вашего отца, но я был и другом вашей матери и поклялся ей присматривать за вами.

— Как! Вы?

— Да, милый друг, и я надеюсь, что честно исполнил поручение вашей матери, которое она сделала мне перед смертью; я ни на минуту не выпускал вас из виду; вы напроказили, очень напроказили.

— Но мой отец…

— Ваш отец — старый солдат; он человек цельный, у него есть определенные, неизменные убеждения, он признает одну только дисциплину; он не понимает, что в молодости нужно же пошалить, но он человек светский с ног до головы.

— Я знаю, сударь, и первый готов утверждать это; часто мне хотелось с ним повидаться, поговорить, признаться ему в своих ошибках; он постоянно меня отталкивал, упорно не хотел меня выслушать.

— Это — несчастье, большое несчастье; выкушайте-ка еще коньяку — отлично помогает пищеварению; но то, чего вам не удалось сделать, сделал я: я хотел вывести вас на широкую дорогу и спасти вас от вас самих.

— Вы! — вскричал Шарль с радостным изумлением.

— Я самый; слушайте: я добился от капитана уплаты ваших долгов, вы теперь не должны ни единой душе.

— Может ли быть? Вы этого добились?

— Вот вам, — сказал он, бросая на стол сверток бумаг, — возьмите, тут все ваши оплаченные обязательства.

— Правда! — вскричал молодой человек, окидывая взглядом бумаги. — Наконец-то я свободен!

— Свободен как воздух; знаете, пришлось заплатить 7700 ливров, кроме неустоек.

— О, как я вам обязан! — вскричал Шарль, протягивая Леферилю руку.

— Вы мне ничем не обязаны, милое дитя, — отвечал тот, крепко пожимая протянутую руку, — напротив, я вам обязан тем, что вы дали мне случай оказать вам услугу; выпейте немножко рому, этот напиток очень полезен после кофе. Ну, так слушайте.

— Я весь — внимание.

— Вы натворили много глупостей…

— Это правда, — перебил молодой человек, наливая себе рому, — но за это я жестоко наказан: клянусь вам, я теперь исправился.

— Надеюсь, дитя мое, но во всяком случае оставаться в Париже теперь для вас невозможно, по крайней мере, в течение нескольких лет; нужно, чтобы о вас позабыли.

— Совершенная правда, я понимаю, что мне следует уехать как можно скорее. Если бы это зависело только от меня, то я уже давно бы уехал, но ведь вы знаете, что у меня совершенно не было средств.

— В добрый час, я очень рад от вас это слышать; теперь я вижу, что имел основание поручиться за вас перед вашим отцом.

— Я вас не понимаю, сударь.

— Ваш отец долго упирался, прежде чем согласился на то, что я от него требовал, но наконец я добился от него одной вещи, поручившись, что вы примете известные условия. Он не хотел верить вашему исправлению.

— О!

— Что же делать, уж такой он человек.

— Но какие же условия? Я принимаю их, честное слово.

— Очень хорошо, я этого от вас и ожидал; но успокойтесь, условия не тяжелы.

— Я уже вам сказал, что приму всякие.

— В добрый час; прежде всего, ваш отец платит все ваши долги, возобновляет весь ваш гардероб, наконец, он дает вам 500 луидоров, которые вы найдете в этом чемодане, вот и ключи от него.

И, указывая жестом на чемодан, г-н Лефериль подал Шарлю связку ключей.

— Как вы добились этого от моего отца? — сказал удивленный молодой человек.

— Как видите, — добродушно отвечал отставной капитан.

— Чего же он требует от меня взамен?

— Пустяков, дитя мое, судите сами.

— Говорите же, мне так хочется знать.

— Рассказывать не долго, — отвечал г-н Лефериль, выколачивая трубку об стол, — прежде всего, я должен вам сказать, что один из моих старинных друзей, господин Окар, это имя вы, быть может, слышали…

— Действительно, я помню это имя.

— Очень хорошо. Так вот, этот Окар служит главным кригс-комиссаром флота в Ла-Рошели, я с ним поддерживаю постоянные сношения; недавно я получил от него письмо, в котором он просит найти ему секретаря.

— И вы подумали обо мне.

— Боже мой, ну да. Я сказал себе, что путешествие в Ла-Рошель ничего не значит для молодого человека; если Шарлю место не понравится, то он преспокойно может вернуться в Париж; во время же его отсутствия я постараюсь примирить с ним заочно отца, и все будет улажено.

— Вы — превосходный человек, сударь, вы действительно спасаете меня от самого себя, как вы выразились.

— Ну что толковать об этом! Я очень люблю своих друзей, вот и все, я рад для них сделать, что могу, — отвечал отставной капитан с улыбкой, которая могла бы навести молодого человека на размышления, если бы он ее заметил.

— Когда же нужно ехать?

— Да когда угодно, хоть завтра, если вас ничего не удерживает.

— О, решительно ничего, мне бы только поскорее уехать. Я уеду завтра.

— Итак, решено. Я вам дам рекомендательное письмо к господину Окару, вы отдайте его ему самому в руки; когда он прочтет его, он уже вас не выпустит.