Густав Эмар - Фланкер

Старший священник покорно склонил голову.

— Я удаляюсь, — сказал он, — пусть брат мой простит мое упорство.

И он вышел из залы. Охотник молча довел его до дверей передней, тщательно запер их и повернулся к девушкам. Те с ужасом отступили.

— Ничего не бойтесь, — сказал он им отрывисто, — я друг.

— Друг! — воскликнула донья Луиза, забившись в угол павильона и дрожа от страха.

— Да, — быстро возразил он, — я — Верный Прицел, канадский охотник, друг и спутник дона Мигеля.

Донья Лаура с криком удивления и радости приблизились к нему.

— Тише! — сказал охотник. — Нас, может быть, подслушивают.

Донья Луиза с изумлением глядела на них, ничего не понимая.

— Вы — Верный Прицел?! — проговорила донья Лаура с неописуемым волнением. — О! Так мы можем еще надеяться на избавление? Мы еще не всеми покинуты?!

Опустившись на колени, она набожно сложила руки и с жаром проговорила, заливаясь слезами:

— Благодарю Тебя, Боже мой! Прости, Милосердный, сомнения мои в Твоей неизреченной благости!

Потом, быстро встав на ноги, она схватила руку охотника и, крепко сжимая ее, спросила:

— Где же дон Мигель?

— Он близко и ждет вас. Но выслушайте меня, время дорого.

— О! Кабальеро, уведите нас отсюда! Уведите скорее! — проговорила наконец донья Луиза, совершенно оправившись от первого изумления.

— Да, да, спасите нас! — воскликнула донья Лаура. — Отец мой наградит вас за это.

— Ваш отец будет очень счастлив снова увидеть вас, — сказал, улыбаясь, охотник.

— Мой отец? Где же он? — спросила девушка с сияющим от радости взором, но тут же грустно проговорила: — Нет, я не увижу его, он далеко, очень далеко отсюда!

— Он в лесу с доном Мигелем, успокойтесь!

— Боже мой! Боже мой! — воскликнула донья Лаура. — Слишком уж много счастья!

В ту же минуту послышались тяжелые шаги человека, всходившего по мраморным ступеням.

— Идут, — быстро произнес охотник, — берегитесь!

— Но что мы должны делать? — спросила донья Лаура тихо.

— Ждать и верить.

— Как?! Вы уходите, а мы остаемся здесь? — проговорили девушки с ужасом.

— Я возвращусь; предоставьте мне действовать. Надейтесь и ждите.

— О! Мы умрем, если вы не спасете нас! — прошептала в слезах Лаура.

— Сжальтесь над нами! — проговорила донья Луиза.

— Верьте мне, бедняжки, — ответил охотник, растроганный больше, чем ожидал. — Запомните только следующее: что бы ни случилось, что бы вам ни говорили, какой бы шум вы ни услышали, положитесь на меня, на одного только меня. Я охраняю вас, я поклялся спасти вас — и спасу!

— Благодарим! — с чувством прошептали девушки. Шаги, услышанные ими, приостановились, потом еще приблизились. Верный Прицел, сделав прощальный жест девушкам, изменил выражение своего лица, с шумом отворил дверь и, не проронив ни слова, прошел мимо старшего священника, сделав вид, что не замечает его. Выражая особое волнение, отчаянно жестикулируя, он побежал к тому месту, где был оставлен Атояк. Священник онемел от удивления; через минуту он запер дверь, оставленную исцелителем растворенной, и пошел за ним, но держась на расстоянии, как бы опасаясь к нему приблизиться.

Молодые девушки боялись поверить всему случившемуся. Оставшись одни и заливаясь радостными слезами, они крепко обнялись.

При виде охотника Атояк ужаснулся и отступил на несколько шагов. Исцелитель, вбежав в залу, внезапно остановился посреди ее и, склонив голову на грудь, погрузился в глубокое размышление. Старший священник, подойдя к Атояку, рассказал ему в нескольких словах, каким образом исцелитель вышел из комнаты больных, и оба индейца, исполненные суеверного страха, неподвижно стояли в нескольких шагах от него, почтительно ожидая, когда он заговорит.

Однако охотник понемногу пришел в себя, волнение его улеглось, он провел рукой по лбу и вздохнул, как человек, сбросивший с себя ужасную тяжесть. Тогда индейцы подошли к нему.

— Скажи нам, что с тобой, отец наш? — робко проговорили они.

Охотник бессмысленно огляделся, снова тяжело вздохнул и проговорил глухим, отрывистым голосом:

— Дух одержал меня, он оледенил мозг костей моих! Индейцы с испугом переглянулись и отступили от него.

— Ваконда! Ваконда! — воскликнул охотник. — Зачем одарил ты твоего несчастного раба этим ужасным знанием!

При этих словах краснокожие почувствовали, что кровь стынет в их жилах. Верный Прицел медленно подошел к ним; они со страхом следили за его приближением. Охотник положил руку на плечо старшему священнику, устремил на него проницательный взгляд и сказал мрачным голосом:

— Мужайтесь, сыны священной черепахи!

— Что хочет сказать отец мой? — дрожа, пролепетал старик.

— Злой дух вселился в бледнолицых девушек, — медленно проговорил охотник. — Этот злой дух поразит смертью всех, кто с этого вечера подойдет к ним. Знание, которым одарил меня Ваконда, убедило меня во вредном влиянии, тяготеющем над ними.

Оба индейца, легковерные, как и все их соотечественники, робко слушали.

— Но что нужно сделать, чтобы избавить их от этой пагубной силы? — робко спросил Атояк.

— Сила и ум нисходят от Ваконды, — ответил охотник, — я хочу просить моего отца позволить мне провести ночь в молитве в храме Солнца.

Индейцы обменялись довольными взглядами.

— Пусть исполнится желание отца, — ответил с поклоном старший священник, — желания его будут приказаниями для нас.

— Помните, что до завтра никто не должен приближаться к бледнолицым девушкам, тогда, может быть, Ваконда услышит мои молитвы и укажет мне лекарство, чтобы помочь им.

— Воля твоя будет исполнена, — сказал старший священник, — иди теперь за мной, отец мой, я проведу тебя в храм Солнца.

— Нет, — ответил Верный Прицел, — я один должен войти в святилище. Пусть отец мой расскажет, как отворяются двери храма.

Священник повиновался; он объяснил, как расположены задвижки и запоры и как следует открывать их.

— Хорошо, — сказал охотник, — завтра, с восходом солнца, я сообщу моему отцу волю Ваконды и дарует ли он нам надежду на спасение больных.

— Я буду ждать моего сына, — промолвил старик.

Индейцы, почтительно поклонившись исцелителю, вместе удалились. Священник и вождь поспешили к главному городскому старейшине с намерением сообщить ему обо всем, что узнали от Верного Прицела о Красном Волке и Олене.

Тем временем наступила ночь — ясная, спокойная, напоенная опьяняющим благоуханием, чудная американская ночь. Охотник проводил глазами удаляющихся индейцев, потом перешел через площадь, направляясь к храму. Подойдя к нему, он открыл запоры и задвижки и вошел внутрь, притворив за собой двери, полагая, что никто не посмеет войти в святилище — и по суеверному страху, внушаемому им индейцам, и по святости места.