Уилбур Смит - Божество реки

Вельможа Акер уставился на нее, раскрыв рот. И, окаменев от потрясения, оставался на своем месте довольно долгое время после того, как совет закончился и все его спутники разошлись. Я искренне ожидал, что он попытается найти повод отказаться от поручения, возложенного на него обманным путем, но в конце концов Акер, к моему удивлению, сам пришел ко мне за помощью в подготовке разведывательного похода. Мне показалось, что я неправильно оценил его, и теперь, когда появилось достойное задание, он изменится и из разжигателя мятежа превратится в полезного члена нашего сообщества.

Я отобрал для него лучших людей и лучших лошадей и передал ему пять лучших повозок, которые могли увезти воды в бурдюках на тридцать дней, если расходовать ее осторожно. К приближению полнолуния Акер снова стал бодрым и веселым, и я даже чувствовал себя виноватым в том, что преуменьшил расстояние и опасности путешествия.

Когда отряд отправился в поход, я прошел с ним немного, чтобы показать правильное направление, а потом остался один и смотрел, как повозки постепенно сливаются с залитой серебристым светом луны поверхностью пустыни, уходя по звездам туда, где лютня, как мы называем это созвездие, указывает на север.

Пока мы стояли перед четвертым порогом, я вспоминал об Акере каждый день в течение нескольких недель, которые последовали за уходом. Надеялся, что моя карта окажется не столь неточной, как я опасался. Однако с его уходом на север непосредственная угроза мятежа исчезла.

Ожидая возвращения разведчиков, мы посеяли зерновые на расчищенных островах и равнине по берегам реки. Но берега здесь были выше и круче, чем в местах предыдущих стоянок. На высоту воду поднять трудно, а количество и качество урожая страдают от недостаточного орошения.

Разумеется, мы поставили на полях традиционные журавли, которые на длинных уравновешенных жердях поднимали воду в кувшинах из реки. Журавлем управлял раб: он опускал кувшин в реку, а потом поднимал его и выливал в оросительный канал. Работа была медленной и невероятно тяжелой. Если берег высок, как здесь, у четвертого порога, такой способ подъема воды крайне расточителен.

Каждый вечер мы с Мемноном ездили на колеснице по берегу реки, и меня тревожило состояние полей. Кормить нужно много тысяч ртов, а мука по-прежнему оставалась главным продуктом питания. Я предвидел голод, если мы не сможем поднять на поля воду.

Не знаю, что заставило меня вспомнить о колесе. Может быть, просто наука о нем уже стала главной страстью моей жизни. Меня мучила задача укрепления колес для колесниц. Сны мои заполняли вращающиеся, поворачивающиеся и разлетающиеся на мелкие кусочки колеса с ножами на ободе или с флажками для измерения расстояний. Большие и малые колеса преследовали меня в ночных кошмарах.

Я узнал от одного из жрецов Хапи, что некоторые разновидности древесины твердеют и становятся более упругими, если их достаточно долго мочить в воде, и решил попробовать. Когда мы опускали в реку одно из колес, течение, ударив по ободу, начало поворачивать его вокруг оси. Я бездумно глядел на него. Колесо погрузилось глубже, вращение прекратилось, и я позабыл о нем.

Через несколько дней одна из наших лодок перевернулась, переправляясь на остров, двух людей затянуло в стремнину, и они утонули. Мы с Мемноном видели эту трагедию с берега и тяжело переживали. Я воспользовался случаем, чтобы лишний раз напомнить царевичу об опасной мощи реки.

— Вода настолько сильна, что может даже поворачивать колеса колесниц.

— Я не верю тебе, Тата. Ты хочешь напугать меня. Ты же знаешь, как я люблю плавать.

И тогда я решил показать ему вращающееся колесо. Вдвоем мы поразились еще раз тому, как колесо, казалось, само по себе начало поворачиваться, когда его окунули в речную струю.

— Оно будет вращаться быстрее, Тата, если по ободу закрепить весла или лопатки, — после некоторых размышлений сказал Мемнон, и я в изумлении уставился на юного изобретателя. К тому времени ему не исполнилось и одиннадцати, но глаз у него был свежий и пытливый.

К следующему полнолунию мы построили колесо, приводимое в движение рекой. Оно поднимало воду во множестве маленьких кувшинов из обожженной глины и выливало ее в канал, выложенный керамической плиткой на высоком берегу Нила. Несмотря на беременность, госпожа моя сошла на берег, чтобы посмотреть на это чудесное сооружение. Она пришла в восторг.

— Ты так ловко обращаешься с водой, Таита, — сказала Лостра. — А помнишь водяной стул, который ты сделал для меня на Элефантине?

— Я с удовольствием сделаю для тебя еще один, если ты позволишь нам жить в приличных домах, как и подобает цивилизованным людям.

На Тана мое водяное колесо тоже произвело большое впечатление, хотя он и скрыл это. Только ухмыльнулся.

— Ловко придумал. А когда оно разлетится на куски, как твои знаменитые колеса для колесниц?

Крат и другие олухи сочли его слова очень смешными. После этого случая, если колесо колесницы ломалось, все говорили, что оно татакнулось, — от того ласкового прозвища, которое дал мне царевич.

Шутки шутками, а поля пшеницы на жирной почве по берегам Нила скоро зазеленели, и колоски золотого зерна быстро тяжелели на горячем нильском солнце. Однако зерно оказалось не единственным урожаем, снятым у четвертого порога. Царица Лостра родила еще одну царевну. Что бы там ни говорили, а эта девочка оказалась еще прекрасней, чем ее старшая сестра.

Странно только, что царевна Беката родилась с шапкой красно-золотых кудрей. Ее божественный отец, призрак фараона Мамоса, был смуглым, а волосы матери черны, как крыло ворона. Никто не мог найти объяснения этому чудесному явлению, но все соглашались, что волосы очень красивы.

Царевне Бекате исполнилось два месяца, когда воды Нила снова начали подниматься, и мы стали готовиться к проводке ладей через четвертый порог. К этому времени мы приобрели столько опыта в наших ежегодных трудах, что научились множеству хитростей и приемов, которые помогали побеждать прожорливые стремнины.

НЕ УСПЕЛИ мы начать проводку ладей, как в нашем лагере поднялся вдруг невероятный переполох. Я услышал крики и вопли приветствий с дальнего берега реки, где мы с царевичем осматривали лошадей и готовили все необходимое для преодоления порогов.

Мы поспешили к лодкам и переправились на восточный берег, застав лагерь в неописуемом возбуждении. Нам пришлось проталкиваться через толпу кричащих и размахивающих пальмовыми ветвями людей, которые пели приветственные и чествующие песни. В середине шумной толпы мы обнаружили маленький отряд на видавших виды экипажах, запряженных истощенными лошадьми. На повозках стояли худые, закаленные дорогами пустыни путешественники, почерневшие под горячими лучами солнца.