Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского

– Ах, какая ты! Ну, сделай милость, откинь вуаль!

– Сделайте милость, поедемте назад! – Вот забавно!

– Я вас прошу; я не могу выносить ни этой толпы, ни этой пыли.

– Нет, уж как хочешь, мы объедем несколько раз круг.

– Надеюсь, что вы насильно не будете меня возить.

– Ну, только один раз проедем парк.

– Если вам угодно; но это будет и первый и последний раз.

– Ах, какая ты несносная, Эрнестина! – крикнул Чаров с досадой, остановив вдруг лошадь и поворачивая назад, но так неосторожно, что дышло ехавшего позади экипажа ударило в кабриолет; лежачая рессора, несмотря на то, что на ней был английский штемпель, лопнула. Саломея вскрикнула, Чаров потерялся, испуганная лошадь взбеленилась, но, к счастию, какой-то мужчина, проходивший мимо, остановил ее и помог Саломее выйти из кабриолета.

– Чаров! вот не ожидал! – сказал он.

– Ах, Карачеев!… это ты? Вот спасительная встреча!… Перепугалась, ma ch?re?

– Ничего, – отвечала тревожно Саломея.

– Вот беда! как же тут быть? кабриолет сломан. У тебя здесь есть экипаж, mon cher?

– Я здесь живу на даче. Зайдите ко мне, отсюда недалеко; а между тем я велю заложить коляску… Вам же необходимо успокоиться от испугу, – прибавил Карачеев, обращаясь к Саломее.

Она кивнула головой в знак благодарности за участие; а Чаров, отдавая жокею лошадь, вскричал:

– И прекрасно! таким благодеянием нельзя не воспользоваться. Так пойдемте.

– Кто эта дама? – спросил Карачеев Чарова на ухо.

– Это… мадам де Мильвуа, – отвечал Чаров, подавая руку Саломее.

«Что за мадам де Мильвуа, – подумал Карачеев, всматриваясь в черты Саломеи, сколько позволяла прозрачность вуали. Черты как будто знакомы; но когда, где видал, он не мог припомнить. – Чудак! Верно, какая-нибудь актриса!»

Почти молча подошли они к даче.

– Вот мой эрмитаж, – сказал Карачеев. – А вот мой наследник, – продолжал он, подходя к палисаднику прекрасного домика, где на крыльце сидела кормилица с ребенком на руках. – Каков молодец?

– Славный, славный! Я также хочу позаботиться о наследнике, – сказал Чаров.

– Хм! Вы еще не женаты? – спросил Карачеев.

– Думаю скоро жениться.

Саломея отвернулась в сторону и прошла, не обратив ни малейшего внимания на ребенка.

– Madame! – проговорил Карачеев довольно сухо, досадуя на себя, что пригласил бог знает кого. – А где Катерина Петровна?

– Верно, в саду, – отвечала кормилица.

– Пожалуйста, стакан воды, мне дурно, – сказала Саломея Чарову, входя в залу и садясь на соломенный стулик.

– Сейчас я прикажу, – сказал Карачеев, – но вам здесь неудобно; не угодно ли сюда, в диванную… Тут вас никто не будет беспокоить.

– Отдохни, ma ch?re, – сказал Чаров, проводив Саломею в боковую комнату.

– Пожалуйста, скорей домой!… Какая здесь духота!… – проговорила она утомленным голосом, припав на диван и откинув вуаль.

Между тем из саду вбежала в залу молоденькая женщина, хорошенькая собою, с простодушным веселым лицом.

– Как ты скоро воротился, – сказала она, взяв за руку Карачеева и приклонив голову к его плечу, – я думала, что ты будешь гулять до самого чаю.

– Я так и думал, – отвечал он, обнимая ее.

– Я рада, что ты пришел; maman такая грустная, разговорилась о прошлом, вспомнила о сестрице…

– Постой, Катенька; надо велеть запречь скорее коляску.

– Зачем?

– С одним моим знакомым в парке случилась беда, сломался экипаж… Он с какой-то дамой; я пригласил их к нам и обещал коляску доехать до Москвы.

– А где ж они?

– В диванной.

– А кто такие?

– Позволь, друг мой, я сейчас приду…

– Да скажи прежде.

– Ах, какая ты!… Один петербургский знакомец, Чаров.

– Постой же, я прикажу.

– Нет, нет, я сам; а ты вели подать этой даме воды. Она немного перепугалась, ей дурно.

– Ах, боже мой, дурно! Что ж ты не сказал давно!

И молоденькая женщина бросилась было по порыву доброго чувства в диванную.

– Постой, постой, Катенька, не ходи… Черт знает, кто она такая… может быть, какая-нибудь дрянь… Ведь этот Чаров беспутная голова.

– Mon cher, нет ли сигары? Да воды бы скорей… Ах, извините! – сказал Чаров, выходя из боковой комнаты и увидя даму.

– Сейчас, сейчас, велел подать, – отвечал Карачеев. – Катенька, это мосье Чаров. Рекомендую вам мою жену.

– С вами случилось несчастие? – приветливо спросила она.

– Дышлом разбило кабриолет и чуть-чуть не убило мою даму, – отвечал Чаров.

– Ах, боже мой! Где ж она?

– А вот здесь.

– Не нужно ли ей чего-нибудь? спирту или одеколону?

– Воды, если можно.

– Воды? сейчас!

И миленькая хозяйка побежала сама за водой. Возвратясь с стаканом, она вошла в диванную.

Чаров вышел осмотреть разбитый свой кабриолет.

Саломея была одна в комнате; запрокинув голову на спинку дивана и свесив руки, она лежала в каком-то изнеможении.

– Вам дурно, – проговорила молоденькая хозяйка, подходя к ней осторожно.

– О боже мой! Катя! – вскрикнула Саломея, приподняв голову и взглянув на нее.

Все члены ее затрепетали.

– Сестрица! – вскричала и молоденькая дама. – Сестрица! И она радостно бросилась было к Саломее, но Саломея удержала этот порыв, схватив ее за руку.

– Молчи! – проговорила она шепотом, но повелительно.

– Сестрица! – невольно повторила испуганная Катенька.

– Молчи, безумная!… О, она меня погубит!… молчи!… Поди прочь!… И никому ни слова, что я здесь, что ты меня видела!…

Катенька, сложив руки, стояла перед сестрой, не знала, что говорить, что делать. На глазах ее навернулись слезы.

– Поди, поди! Или ты меня погубишь! – повторила Саломея вне себя, задушив голос свой, – и ни слова обо мне, слышишь?…

– Сестрица… маменька здесь, – произнесла Катенька, отступив от нее.

– О, какая мука! она меня убьет!

– Сейчас коляска будет готова, – раздался в зале голос Карачеева.

– Ты слышала, что я тебе говорю! – прошептала Саломея исступленно, бросив страшный взгляд на сестру.

Катенька вздрогнула и вышла из комнаты бледная, встревоженная.

– Что с тобой, друг мой, Катенька? – спросил ее муж, заметив что-то необыкновенное во взглядах и движениях.

– Я… перепугалась, – проговорила она тихо, дрожащим голосом…

– Чего ты перепугалась?

– Она… ей дурно!…

– О боже мой! кто тебя просил входить туда! Что за заботливость бог знает о ком! Какая-то мерзавка, а ты ухаживаешь!…

– Ах, боже мой, как тебе не стыдно… так бранить… мою… сестру, – хотела сказать Катенька, но опомнилась, и у нее брызнули из глаз слезы.

– Да что с тобой, душа моя? – повторил Карачеев, обняв ее. – Чего тебе пугаться?…

– Сама… не знаю… я вошла, а она вдруг вскрикнула; я так и затряслась…

– Дрянь эта перепугала ее!…

– Ах, полно!… Пойдем… она услышит.